0
0
Село Сельцо-Корельское, от Твери 190 верст, от Волочка 60 верст.
Церковь каменная двухэтажная, построена в 1847 году, престола три: в верхнем этаже один – Рождества Иоанна Предтечи, в нижнем этаже два: Обновление Храма Воскресения Христова и Казанской Божией Матери.
Церковные документы: опись 1847 года, метрики с 1802 года, исповедальные с 1830 года, план на землю.
В 1901 году служили: Священник Петр Андреевич Обновленский 37-ми лет, студент семинарии, в служении с 1885 года, священником с 1888 года, состоял духовным следователем, награжден в 1895 году набедренником.
Диакон Владимир Димитриевич Смоленский 21-го года, диаконом с 1899 года.
Псаломщик Матвей Васильевич Соколов 57-ми лет, в должности с 1862 года.
Прихожан в селе Сельце-Корельском, в деревнях: Дмитрове, Саксимовском, Хотенове, Озерах, Хмельниках, Ровенях, Вялье, Горке, Бабине, Свирке, Карасине; Новгородской губернии, Боровичского уезда, деревне Терехове – 336 дворов (1171 мужчина, 1169 женщин).
В 1915 году служили: Священник Петр Пенкин 39-ти лет, окончил семинарию, на службе 14 лет, в Воскресенском храме 1 год.
Штатный диакон Владимир Смоленский 36-ти лет, на службе 21 год, в Воскресенском храме 15 лет.
Псаломщик Николай Троицкий 24-х лет, на службе 2 года, в Воскресенском храме 1 год.
Прихожан в деревнях: Бабино, Хмельники, Ровени, Лисицыно, Горка, Дмитрово, Озера, Хотеново, Карасино, Свирка, Вялье, Максимовское, Терехово – 1127 мужчин, 1406 женщин.
В приходе сей церкви находилось семь часовен: 1) в селе Сельце-Корельском, Казанской Божией Матери, постройки 1882 года, деревянная; 2) в деревне Ровенях, Введения во Храм Пресвятой Богородицы, деревянная; 3) в деревне Максимовском, Святого Архистратига Михаила, деревянная; 4) в деревне Хотенове, Преподобного Нила, деревянная; 5) в сельце Дмитрове, Преображения Господня, деревянная; 6) в деревне Свиркове, Иоанна Предтечи, деревянная; 7) в деревне Карасине, Трех Святителей Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста, деревянная.
Молитвенный дом в деревне Терехове, святых мучеников Флора и Лавра, деревянный.
По материалам изданий: Добровольский И. Тверской епархиальный статистический сборник. – Тверь, 1901., Справочная книга по Тверской епархии. Тверь, 1915.
Каменный храм в честь Рождества Иоанна Предтечи с приделами Обновления храма Воскресения (Воскресение Словущее) и Казанской иконы Божией Матери был устроен на средства прихожан в 1840-1847 гг., очевидно, по проекту И.Ф. Львова – в этом случае, это одно из лучших зданий, им построенных. Церковь представляет из себя великолепнейший пример большого ампирного храма, хорошо сохранившего облик, близкий к первоначальному.
Застройка вокруг храма с юго-западной стороны в основном появилась уже в 1970-х гг. Она не слишком удачна.
Как и портит вид храма грубо сделанные завершения колокольни и ротонды, имевшие до конца 2000-х гг. менее экстравагантный и нормальный вид.
И все же ремонт следует считать неплохим. Благодаря ремонту (проводился силами настоятеля о. Василия Прокопчука) были сделаны кровли, восстановлена и выкрашена лепнина, рамы, стены и частично фундаменты.
К сожалению, ремонт не был закончен, а начавшаяся в 2012 году совершенно нелогичная и бездумная фактическая ликвидация прихода (он приписан к соседнему селу Млеву) может иметь очень печальные для храма последствия. И это при том, что храм в Сельце Карельском не закрывался никогда, даже в 1930-1940-х гг. (как и Млево – оба эти приходы были обновленческими, одними из последних в области). Пока запустение почти не заметно.
Значительно хуже положение храма внутри. Там хорошо заметны следы протечек кровли, повредившие живопись.
Живопись сохранилась только в верхнем храме. Трапезная в нем – это просторный зал, перекрытый полуциркульным сводом без столпов.
Основная часть храма – ротонда на высоком четверике, также без столпов.
В интерьере сохранились главный иконостас середины – 3 четверти XIX века с иконами этого же времени и живопись конца XIX века провинциальной мастерской, бежецкой или весьегонской.
Нижний храм перекрыт широким, почти крестовым, сводом с распалубками и розеткой в замке.
Здесь уцелели два очень любопытных иконостаса, также XIX века, но устроенных раньше, вероятно, во 2 четверти XIX века, и в иной стилистике, близкой к барочной. Когда-то и здесь были иконы XVII-XVIII вв., но теперь их давно нет. Зато сохранилась превосходная иконостасная резьба.
Как уже сказано, перспективы у храма неясные. Местность дачная, кроме того, большое число прихожан из Удомли и Бологое желали бы поддерживать самостоятельный приход. Однако пока постоянного священника нет.
По материалам сайта Тверские своды
Павел ИВАНОВ
«Никтоже да изыдет алчущий…»
Торжественная ночь над Мстой высыпала крупные звезды. Ее святое и вечное празднество плыло над сырой весенней землей, по которой стлались полосы тумана. На земле была Пасха и весна, пусть и запоздавшая, но твердо решившая начаться. В полосах тумана ярко освещенная дорога по удомельской глуши приобрела призрачность и нереальность. На полусотне километров от Сельца Карельского до Удомли – ни одной машины, только туман, яркие фонари да черные деревни…
Ну, в самом деле, причем тут ночь и туман? Казалось бы – есть такое место, Сельцо Карельское в Удомельском районе, поехал автор смотреть Сельцо Карельское, пусть не гонит лирику, переходит к конкретике. Да-с… Сельцо Карельское – это довольно большое село, входит в Озеро-Горское сельское поселение. В поселении сто тридцать человек, давно уже не карел по национальности, но летом народа раза в три-четыре больше, за счет отдыхающих. «Летом чего в городе делать?» – с чувством превосходства и даже презрения к несчастным обитателям мегаполисов говорили нам, – «хорошо, что дачники с Москвы, с Питера приезжают». Школа давно закрыта, вместо магазина автолавка, единственно, больница недалеко – возле станции Мста, «всего» километров пятнадцать. Примерно такое расстояние здесь до ближайших крупных сел, а до райцентров – по полсотни километров.
Еще здесь имеется памятник архитектуры – церковь Воскресения 1847 года постройки, памятник архитектуры, уникальный двухэтажный храм в стиле ампир, редкий образец такой церкви в Тверской области. «Ну вот», – предвижу готовый ответ завзятого читателя, – «понятно, для чего туман в тексте образовался. Мол, прекрасный памятник архитектуры, а будущее его туманно, здание разрушается, помогите, кто чем может. Ау, спонсоры. Скучно».
Нет. Будущее храма в Сельце Карельском в его современном положении не вызывает никаких вопросов. Этот храм любовно отремонтирован снаружи, даже можно сказать, вылизан. Достаточно сравнить фотографии 2006 и 2012 годов, чтобы оценить, как изменился внешний вид храм – к вящему восторгу туристов-водников, восхищенно взирающих на парящие над Мстой белые и синие колонны и купола.
Реставрацией занимался один человек – настоятель храма священник Василий Прокопчук. Помнится, приехав раз в Сельцо, я должен был урывками общаться с ним – он вечно был занят: то пилил, то кроил железо, то что-то выкладывал или штукатурил. Местные и приезжие души в нем не чаяли, прощая ему и занятость и строгость (батюшка был и вправду строг в смысле устава, служил тщательно, за соблюдением обрядов следил жестко).
В этот раз в Сельце отца Василия мы не встретили. Зато встретили его прихожан. Практически вся оставшаяся церковная «десятка» (члены религиозного общества) собрались вместе. Была Пасха, и мы «угодили» на деревенское застолье, устроенное по всем правилам немудреного сельского быта, при этом исполненное радушного расположения даже к незнакомым гостям из города.
-А где же отец Василий?
-Нету нашего батюшки, – бабушки все как одна загрустили, – теперь у нас приезжает по субботам отец Владимир из Млёва. Или мы евреи, чтобы у нас только по субботам служба была? У нас храм Воскресения Христова – чем мы такое заслужили?
Млёво находится от Сельца Карельского в 18 километрах. Там тоже находится действующий храм, где в воскресные дни и служит его настоятель протоиерей Владимир Сафонов. Оба храма никогда не закрывались. Это было единственное такое место в области, где два рядом расположенных храма не закрылись в советские годы.
Сельцо Карельское никогда не жаловалось на отсутствие прихожан. Несмотря на отчаянную глухомань, посещаемость была высокой. Сюда ездили из Удомли и Бологого целые делегации. Кроме прочего местные жители очень дружные и верующие. Есть церковницы не в одном поколении. Ребровы, Булины, Маркушевы. Некоторые из наследниц героинь, отстоявших храм в 1930-1940-х, сидели сейчас за праздничным столом. Большинство их уже пожилые люди, но среди прихожан храма немало людей средних лет и молодежи; кроме того, молодежь приезжает из городов. Настроение у бабушек было не совсем праздничное. На Пасху службы не было – только освятил отец Владимир куличи в субботу и уехал во Млёво.
…Покопавшись затем в интернете, я не встретил никаких внятных объяснений, почему в Сельце Карельском такая ситуация со священником. Ключи от храма переданы отцу Владимиру, но официальных документов о его назначении прихожанам не предъявляли, с февраля 2012 года приход Сельца Карельского фактически является приписным. Как объяснил сам отец Владимир, которого я попросил по телефону разъяснить ситуацию, для того, чтобы сделать храм приписным, достаточно устного распоряжения благочинного. «Сейчас это мой приход, – пояснил он, – по субботам служу в Сельце Карельском, а по воскресеньям – во Млёве».
Для жителей это – трагедия.
-Как бы нам батюшку своего сюда, – чуть не плача говорила Клавдия Ивановна Реброва, одна из старейших прихожанок храма. – Мы ведь живем и не знаем, как, за что его, что у них там произошло. Или уж назначили бы другого, но чтобы честный и постоянно служил. Понимаете, мы не хотим ничего против церковного начальства делать, Боже упаси! Но у нас есть ведь приход, он жил, все взносы платил, никогда никаких нареканий не было, два храма восстановили – этот и в Березовском Рядке практически из руин. А теперь как бы нам вовсе без службы не остаться!
И все остальные бабушки в один голос подхватывали:
-У нас ничего ведь не было – только храм и батюшка. А батюшка у нас был золотой!
То, что все они собрались, поддержать друг друга, вместе быть в радости и печали, вызывает глубокое уважение. «А мы – никоновские!» – с гордостью говорят они. «Никоновские» – это значит, воспитаны еще игуменом Никоном (Степановым), служившим в Сельце Карельском с 1959 по 1998 год.
Игумен Никон был человеком великим. Во всех отношениях. Искусствовед Валерий Сергеев, сотрудник музея им. Андрея Рублева, близко общавшийся с ним еще в начале 1970-х, рассказывал как-то мне в Ростове Великом, где он теперь живет, как это было в те времена:
-Никон был огромного роста, черный такой, немного похожий на медведя. Служил он чрезвычайно рано, можно сказать, ночью. Не знаю, что было тому причиной, вероятно, что добраться в Сельцо можно было только поездом, и чтобы люди успели к обратным утренним поездам на Удомлю и Бологое, надо было начинать где-то в час ночи. Тем более, что он служил не спеша, по монастырскому уставу. Уже тогда к нему ездило множество народа, что страшно раздражало областного уполномоченного по делам религии.
…Бабушки с восторгом рассказывают свои воспоминания об отце Никоне. Да-да, жил очень замкнуто, к людям присматривался подолгу, внимательно. Даже благословение сразу не давал, испытывал человека. Зато потом! Он имел дар предвидения, предвидел и собственную мученическую кончину. Случилось это в феврале 1998 года.
Подробности этой жуткой истории (убил старого монаха, нанеся двенадцать (!) ударов топором, один наркоман, которому Никон давал кров и пищу) рассказывает Наталья Дорошенко, тогда, как и теперь, фельдшер в здешнем медпункте. Жуткое событие, пострашнее любой криминальной хроники, она помнит во всех деталях, она сама везла умирающего священника в мстинскую больницу. Прожил отец Никон три дня, дождался причастия и предсмертного молитвенного напутствия и скончался…
Наталья Дорошенко и фельдшер, и социальный работник, и депутат сельского собрания депутатов. В общем, одна на всех – и уже семнадцать лет. Не хватает на личную жизнь времени. «Я за ягодами пошла раз, – рассказывает она, – хорошо, стетоскоп взяла, так до леса не добралась: встречаю на дороге бабушку знакомую. Она мне говорит: посмотри, милая, как мне лекарство принимать, мне в городе в больнице прописали. – Прописали, говорю, так, верно, знали, что советовали. – Натальюшка, отвечает она, так ведь ты лучше их всех знаешь, что мне нужно».
Бабушки дружно подтверждают: «А как же! А разве ж нет?!»
Дружные люди. И ласковые.
В довершение нам позволяется, раз уж храм все равно закрыт, посмотреть домик отца Никона. Это брошенный деревенский дом, заколоченный, чтобы не лазали мародеры, хотя брать там решительно нечего. Через один, специально оставленный проход, мы проползаем туда. Горы мусора, валящиеся потолки. Привычное запустение – домик использовали гастарбайтеры, строившие новую дорогу. Но они не тронули ничего из вещей погибшего игумена – да и местным страшно бывать лишний раз в этом залитом кровью мученика помещении.
Никон жил фактически на чердаке. Там была крохотная келейка, когда-то увешанная бумажными и дешевыми деревянными иконами. Сейчас – только ангел с вдохновенным и благородным лицом смотрит с бумажной иконки на подоконнике. На потолке начертан большой черный крест. Мебели у Никона было несколько грубых сундуков. Мелкую рухлядь всю разобрали, остались трогательные многочисленные калоши на валенки (ноги у старого монаха сильно болели), да сундук с разобранными ульями. «Такого вкусного меда, как у него, и с таким своеобразным вкусом, я не пробовал никогда в жизни», – говорил мне Сергеев. Теперь это осталось только как пыльные развалины…
Да на них лежит большой крест, который он готовил себе на могилу. Поставили, как водится, другой, этот тронуть то ли не захотели, то ли не решились.
…Бабушки с нерастраченным пасхальным восторгом поют: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ…». И я вдруг понимаю, что они оказались впервые за многие годы вне церкви, вне этого великого церковного пасхального гимна – ведь здесь была служба в конце 1930-х и в начале 1960-х, и вообще всегда… И вдруг… Без гонения… Мне невыносимо жаль их и хочется, чтобы впредь бы здесь была к ним какая-никакая справедливость. Ну, вот хотя бы за молитвы убиенного игумена… Ибо «трапеза исполнена… никтоже да изыдет алчай; вси насладитеся пира веры; вси восприимите богатство благости… Войдите же все в радость Господа своего…, все приимите богатство благости…»
Им всем, живущим по дальним деревням, забытым, последним, еще цепляющимся за остатки крестьянской этой Руси, дается теплая тихая ночь над Мстой с крупными звездами на бархатном небе. В обетование жизни лучшей и бесконечной.
По материалам Краеведческого форума сайта Putnik.ru
СЕТЛОЙ ПАМЯТИ ИГУМЕНА НИКОНА И ИЖЕ С НИМ УБИЕННЫХ…
Алексей СЕРЯКОВ
Удомельская газета № 6 (11157) 08.02.13
Просматривая недавно свои рабочие архивы, обнаружил, что в феврале исполняется уже 15 лет со дня трагической гибели игумена Никона, сельского священника храма Воскресения Словущего из Сельца-Карельского. Сколько лет прошло, а я все так же отчетливо помню каждого из участников той февральской трагедии…
Тому негодяю, как потом выяснилось, недавно освободившемуся из тюрьмы, было тогда 36 лет. В Удомельский район Воронов приехал из Краснодарского края, где, по слухам, был судим за убийство собственной матери. Одно время работал скотником в колхозе. А по большей части – пил и бомжевал. Отец Никон жалел бедолагу, делил частенько с ним нехитрую еду, в баньке своей на ночлег оставлял. Разве ж мог кто тогда представить, по какому кровавому сценарию будут дальше развиваться события?
Первой жертвой Воронова пала 77-летняя женщина – Иванова Антонина Ивановна из деревни Бабино. Негодяй, забравшись в ее дом, в буквальном смысле пытал хозяйку. Ну как же тетя Тоня работала когда-то в магазине в Сельце Карельском, и, как казалось Воронову, наверняка ему было чем поживиться у “зажиточной” продавщицы. Он долго бил ее, сосредоточенно разбивая голову, заклеив, чтобы не кричала, рот скотчем. А насытившись картиной окровавленной жертвы, выстрелил ей в голову из обреза. Этот обрез он привез с собой из Краснодарского края, где убивал из него бродячих собак, которых… ел. Он выстрелил дробью тете Тоне в голову… Пытался скрыть следы. Спрятал труп за шкаф, где стояла кровать, голову жертве накрыл подушкой, сверху набросил одеяло. Потом закрыл снаружи дом и, якобы, от тети Тони написал записку, мол, уехала…
Местные жители, обеспокоенные отсутствием Антонины Ивановны, заглянув в окно, случайно увидели руку, свесившуюся с кровати… В дом первой вошла фельдшер Наталья Александровна Дорошенко. Она-то и увидела следы борьбы – разбитую посуду, окровавленные поленья, скотч со следами крови и прилипшими волосами, кровь на полу… Подойдя к кровати, стала машинально трогать пульс у тети Тони, но, отбросив подушку с ее головы и увидев лужу крови, поняла – убийство…
Убийца же в это время готовился к новому зверству… Как будто кто-то отпустил тормоза. На следующий же день у дома священника он выстрелил из своего обреза в помощницу Никона – 58-летнюю келейницу Людмилу Могунову… Дробь из обреза с расстояния менее метра буквально разорвала бедро. Людмила умирала от потери крови… Отец Никон (Степанов Николай Сергеевич) бросился на помощь женщине. Но наткнулся на приклад бандита. Мерзавец бил его обрезом со злобой, остервенело. От первых же ударов священник упал, пытался руками прикрыть голову, но преступник продолжал с такой силой добивать лежавшего, что расплющил пальцы на руках Никона… Когда фельдшер увидела батюшку, Никон еще, руками упираясь в землю, старался встать. Несколько раз пытался отвести назад свои окровавленные волосы…
В полубессознательном состоянии его и мертвую Людмилу привезли в Городищенскую больницу. Батюшке пытались оказать первую помощь, а он на четвереньках полз к Людмиле… Фельдшер навсегда запомнила, как батюшка смотрел на нее одним неповрежденным глазом. Смотрел спокойно, ласково… 15 лет прошло, но она до сих пор помнит тот взгляд…
Ему оказали первую помощь, отвезли в районную больницу. Но врачи были бессильны… Смерть игумена Никона наступила 11 февраля 1998 года, в 22.20. Ему было неполных 65 лет. Он не дожил до своего дня рождения ровно две недели. Странно, но после его смерти так и не был найден его паспорт…
…Забирать тело о. Никона из морга приехал не знакомый мне священник. Попросил меня и моего коллегу Михаила Чистякова помочь облачить тело. Священник был бледен. Во время сложного процесса одевания “черного монаха” шептал молитву. Мы положили тело в гроб, накрыли покрывалом. Я еще тогда обратил внимание, что у покойного очень спокойное, умиротворенное лицо, как будто даже легкая, кроткая улыбка…
Преступника схватили очень быстро, тут же, у дома отца Никона. От всего увиденного на месте преступления сельские жители ужаснулись, мужики не смогли сдержать кулаков. Мерзавец же тут же не преминул написать на них… жалобу – об избиении!
Мне пришлось осматривать убийцу в изоляторе, фиксировать заявленные “повреждения”… Передо мной сидел худой, прыщавый – извините, не могу удержаться от этого слова, но иначе не назовешь – гаденыш, который, пытаясь вызвать жалость к себе, долго и нудно рассказывал о своей болезни, о постоянном голоде. Мерзкий, отвратительный, внушавший чувство гадливости, он во время расспросов врал и изворачивался, ссылался на забывчивость, но в то же время описывал в деталях мелкие подробности, не относившиеся к делу: “…8 февраля 1998 года утром я хотел есть и зашел в дом священника…зашел без спросу и стал в кладовке искать продукты… меня увидели батюшка и монашка, стали меня выгонять, бить… в руках у меня был обрез…и я нечаянно выстрелил, попав в монашку…она упала, а я ударил батюшку обрезом по голове… Сколько раз ударил? Сказать не могу, но он упал без сознания… Что касается дер.Бабино, то накануне я там не был… Знаю проживающую там бабу Тосю…она знает меня (после этого отказывается что-либо говорить про Иванову А.И., опускает голову, бормочет, что на него иногда находят приступы забывчивости, т.к. он инвалид 2 группы из-за туберкулеза и у него “распад обоих легких”…). Между делом добавляет: “Меня избили мужики в деревне…”. Кроме незначительных ссадин на лице убийцы я зафиксировал царапины, которые мог ему нанести только ногтями человек. Предполагаю, что сделала это “баба Тося”, которая пыталась защищаться от убийцы…
А убийца?.. Его не миновала кара небесная. Умер в тюрьме…
…Спустя много лет, в феврале 2007 года, читая газету “Верхневолжье Православное”, вдруг, на одной из фотографий увидел знакомую улыбку на лице молодого человека…Начал читать статью и уже не мог оторваться… Статья была про игумена Никона…В памяти сразу всплыли события февраля 1998 года. Именно это лицо молодого семинариста Николая я уже видел много лет назад… Только человек был много старше. Но без сомнений – тот же. Позже я узнал очень много про отца Никона. Жалею, что не был знаком с ним при его жизни. Светлая ему память. Светлая память и Антонине Ивановне Ивановой, и Людмиле Павловне Могуновой…
По материалам сайта издания Удомельская газета
Фото. № 1 Дворядкина Дмитрия с сайта СОБОРЫ.РУ
Фото. № 2 из архива музея в селе Березовский Рядок, предоставлено краеведом Любовью Сорокой, с Краеведческого форума сайта Putnik.ru. 1950-е года
Фото. № 3 Колымчанина с сайта Народный каталог Православной архитектуры
Фото. № 4 из архива Алексея Крючкова с Краеведческого форума сайта Putnik.ru
Православные храмы Тверской земли
