Когда и в связи с чем богослужение Великого Пятка появилось? Кем и в течение какого времени оно создавалось? Исследование этого вопроса показывает, что из всех богослужебных чинопоследований Постной Триоди самыми древними являются службы Великого Пятка и Великой Субботы. Прежде чем кратко изложить историю создания рассматриваемого нами богослужения (Великой Пятницы), нужно указать на то, что послужило причиной к его появлению.
Проводить время в посте и молитве накануне Праздника Пасхи – древнейший обычай, имеющий начало от Святых Апостолов. Он, в свою очередь, идет от заповеди Самого Христа Апостолам – поститься в те дни, “когда отнимется у них Жених” (Мф. 9, 15). О том, что пасхальный пост соблюдали все христиане первых веков, видно из древних церковно-исторических свидетельств. Например, об этом можно узнать из истории пасхальных споров (II в.). Евсевий Кесарийский в своей “Церковной истории” приводит текст письма св. Иринея Лионского к предстоятелю Римской Церкви, папе Виктору, находившемуся тогда в разногласии с Асийскими и сопредельными с ними Церквями по вопросу о времени празднования Пасхи. В этом письме говорится и о посте, предшествующем Празднику Светлого Христова Воскресения: “Спор идет не только о дне, но и о том, какой пост соблюдать. Одни думают, что следует поститься один день, другие – что два, а некоторые еще больше; иные отсчитывают для поста сорок дневных и ночных часов. Вся эта пестрота в соблюдении поста возникла не при нас, а гораздо раньше, у прадедов наших, а они, не беспокоясь, конечно, о точности, передали потомкам свой обычай, укрепившийся в их простой, непритязательной жизни”[1].
Имеется также свидетельство о соблюдении пасхального поста у Тертуллиана (нач. III в.). Он пишет, что современные ему православные (это произведение было написано уже в монтанистский период его жизни) считали “назначенными Евангелием для поста лишь те дни, в которые отнят был Жених, и признавали их единственно обязательными для христиан постом, после того как отменены были ветхие, законные и пророческие, установления» (“О посте”, гл.2). Далее видно, что указанными днями считались пятница и суббота: “посвящаем среду и пятницу каждой недели воздержанию от пищи до вечера, а пасхальную пятницу (parasceven) – посту. Вы иногда воздерживаетесь от пищи даже в субботу, в которую следует поститься лишь на Пасхе” (“О посте”, гл.14.)[2].
В конце III в. на Востоке сложилась традиция проводить пасхальный пост целую неделю. В “Дидаскалии” (вторая пол. III в., Сирия, Палестина) говорится: “… на Пасхе поститесь от 10-го дня, от понедельника и до пятка употребляйте один лишь хлеб, соль и воду в девятом часу, пятницу же и субботу поститесь целиком, не вкушая ничего”[3].
Благочестивый обычай христиан проводить благоговейно, в посте и молитве, дни страданий Христовых восходит к древнейшему апостольскому преданию соблюдать пост в среду и пятницу круглый год (см., например, “Учение 12-ти Апостолов”, гл. VIII). [Апостольские Постановления, VII, 23: пост в среду – в память предания Христа и суда над Ним, в пятницу – в воспоминание Его смерти]. Нетрудно было особенным образом посвятить последнюю неделю до Пасхи соответствующим дням евангельской истории. Выработать календарь страстной седмицы было легко, так как у Евангелистов имеется ясное распределение по дням последних событий земной жизни Спасителя.
Вот что и послужило причиной к появлению особых богослужебных чинопоследований в указанные дни. Формирование богослужений Страстной седмицы и Великой Пятницы, в частности, продолжалось в течение многих веков; об этом свидетельствует исследование истории богослужебных книг.
Одну из основных частей содержания Постной Триоди составляют специально подобранные чтения из Священного Писания – паремии. Но в Триоди паремии вносятся лишь с XII века, до этого времени они обычно помещаются в особых книгах – паремейниках (то есть сборниках паремий на круглый год). Основу древнего богослужения всегда составляло Священное Писание (как правило, брались прообразовательные тексты из Книг Ветхого Завета, например, из Псалтири, или пророческих Книг, которые соотносились с празднуемым новозаветным событием). Затем стали создаваться и развиваться новые литургические тексты. С паремиями связаны древнейшие в Триоди песнопения, так называемые тропари пророчеств.
Исследователи древних рукописей паремейников приходят к выводу, что трудно и, может быть, даже невозможно ответить на вопрос о том, где и когда была выработана система триодных паремий[4]. Но известно, что самые древние части системы триодных паремий – это паремии страстной седмицы и, в частности, Великих Пятницы и Субботы[5].
С точностью известно, что паремии Великой Пятницы и вся служба этого дня иерусалимского происхождения. Например, Константинопольская Церковь не знала особого богослужения в этот день; вместо него служилось обычное великопостное последование 3-его и 6-ого часа с паремией из Книги пророка Захарии 11,10-13. Вероятно, что подбор паремий на часах и сама служба Великой Пятницы очень древнего происхождения. Сохранилось описание посещения Иерусалима в четвертом веке Сильвии Аквитанки. Из него видно, что в Иерусалимской Церкви уже существовал цикл памятей Страстной Седмицы (тогда как в других Церквях он еще не был установлен). Описывая богослужение Великой Пятницы, она говорит, что на нем бывают только одни чтения: “Сначала произносится какой-либо псалом из тех, в которых говорится о Страданиях (Христовых), затем бывают чтения из Апостола, относящиеся к Страстям, равно как читаются места из Евангелия, повествующие о страданиях; читаются также пророчества о страданиях Господа”[6].
По мнению исследователей-литургистов завершение формулирования системы триодных паремий (великопостных чтений) пришлось к середине VII в. и относилось к Константинополю[7]. Следовательно, эта система создавалась и утверждалась с конца IV в. до VII в.
Историческое исследование и разбор чтений из Священного Писания, вошедших в состав чинопоследования Страстной седмицы и службы Великого Пятка, в частности, имеет важное значение для раскрытия догматического содержания рассматриваемого нами богослужения; потому что догматика основана на Божественном Откровении, которое выражено в Священном Писании. Как говорилось выше, основу древнего богослужения составляло Священное Писание; затем оно украшалось гимнотворчеством. Литургические тексты – это выражение вероучительных истин, особый способ выражения догматики, прозрение в глубину Откровения духоносных Отцов Церкви. Все они (эти литургические, богослужебные тексты) основаны на Священном Писании; следовательно, чтобы понять их место и значение в чинопоследовании богослужения, нужно хорошо уяснить для себя место и значение их первоосновы – текстов из Священного Писания в составе богослужения.
Для чтения в Святую Четыредесятницу и Страстную седмицу назначены были книги: Бытие, Исход, Притчи и книга Иова. “Исход взят был для Страстной седмицы, несомненно, ввиду того, что личность Моисея, событие Исхода евреев из Египта и установление ветхозаветной пасхи суть прообразы Христа, совершенного Им спасения и новозаветной Пасхи”[8]. В книге Бытия описывается грехопадение, потоп и другие события истории человечества, чтение о которых наиболее соответствует покаянному характеру Великого Поста.
Паремии из книги Бытия, читаемые на протяжении всей Четыредесятницы, тесно связаны с предназначенными для чтения на Страстной седмице паремиями из Исхода: они показывают историю ветхозаветного домостроительства, представленную в важнейших моментах, начиная от сотворения мира и человека и кончая исходом евреев из Египта. “Весь этот ряд чтений являлся для христианина назидательным, прежде всего, по своей исторической стороне, потому что он говорил ему об основных причинах спасения человечества и главнейших моментах первоначальной истории данного спасения. Но кроме этого упоминаемые в паремиях факты и лица для христианина были не только историей, но также и прообразами новозаветных лиц и событий. Таким образом, к исторической назидательности здесь еще присоединялась назидательность символическая. В свою очередь, и та и другая, конечно, усиливались еще и тем обстоятельством, что назидание делалось во дни приготовительные к Пасхе, Празднику в память главнейших событий человеческого спасения”[9].
Чтения из книги Иова имеют прообразовательное значение, так как сам Иов явился прообразом страждущего Христа.
Особое значение среди чтений Великой Пятницы имеют паремии из Книги пророка Исайи, которого называют ветхозаветным Евангелистом, с точностью описавшим страдания Христа, как будто он стоял при самом Кресте. Предмет отдельного исследования может составить анализ паремий из пророка Исайи (особенно 53-й главы) со структурой (чинопоследованием) службы Великой Пятницы (как образа исполнения и совершения данных пророчеств).
История и обзор литургических текстов (песнопений) Постной Триоди и Великой Пятницы.
В Постной Триоди более 500 песнопений, различных по форме, объему и наименованиям. Самое раннее датируется пятым веком, а самое позднее – четырнадцатым. История образования песнопений Постной Триоди приходится “на второй, византийский, период греческой церковной поэзии, из первого, древнехристианского периода в ее состав не вошло ни одного произведения”[10].
Значительное количество древнейших песнопений, дошедших до нас в составе Постной Триоди, находится среди антифонов “Последования святых и спасительных страстей Господа нашего Иисуса Христа” (то есть в службе Великой Пятницы). Во многих древних богослужебных сборниках – стихирарях (афинском, есфигменском, ватопедском, иверском) авторство этих антифонов, а также тропарей часов Великого Пятка приписывается святителю Софронию, патриарху Иерусалимскому (634-644). В житии преподобных Иоанна Дамаскина и Косьмы Маюмского, принадлежащем Иерусалимскому патриарху Иоанну Меркурополу (1156-1178), святитель Софроний называется автором трипеснца Великого Пятка. В одной славянской Цветной Триоди XIV в. авторство “Последования святых страстей” приписывается более древнему Иерусалимскому епископу – святителю Кириллу. Выше было сказано об описании особенностей службы Великой Пятницы Сильвией Аквитанкой (IV в.), следовательно, чинопоследования утрени и часов (“Последование св. страстей”) могли существовать задолго до свт. Софрония; но что в них принадлежит именно ему – точно сказать нельзя.
В Иерусалимской Церкви древнее богослужение Великой Пятницы соответствовало событиям той самой Пятницы в жизни Спасителя. Это было всенощное бдение, которое начиналось в храме на Елеонской горе, построенном над пещерой, где, по преданию, прошла прощальная беседа Христа с учениками. Там читался отрывок из Евангелия, повествующий об этой беседе. Затем переходили к другим местам: к Гефсиманскому саду, на место отречения Петра (где находились дворцы первосвященников); заканчивалось бдение у Голгофы. Везде читались соответствующие месту и времени евангельские зачала, которые соспровождались пением Псалмов, гимнов и антифонов, чтением молитв. Это богослужение формировалось несколько столетий. Окончательный вид, который соответствует нынешнему, оно приобрело в двенадцатом веке. Это чинопоследование восточного происхождения; песнопения его принадлежат многим известным гимнотворцам, жившим в разное время. Например, преподобному Андрею Критскому принадлежит стихира Великого Пятка «Плещи Моя дах на раны…». Преподобный Иоанн Дамаскин (+ до 787 г.) является автором стихиры: «Уже омокается трость изречения…». Преп. Косьма, епископ Маюмский (с 743 г.), написал трипеснец утрени Великой Пятницы. Преподобным Феодором Студитом (+826 г.) написан самогласен Великого Пятка –«Страшное и преславное Таинство днесь действуемо зрится…». Другой самогласен этой же службы «Совлекоша с Мене ризы Моя…» приписывают гимнотворцу того же времени Георгию Папию. Две стихиры: «Днесь зрящи Тя Непорочная Дева на Кресте…» и «На древе видящи висима, Христе…» принадлежат византийскому императору Льву VI Мудрому (IX в.). Автором целого ряда стихир Великого Пятка и Субботы является известный иерусалимский песнописец IX в. св. Феофан Начертанный («Вся тварь изменяшеся страхом…», «Людие злочестивии беззаконнии…», «О како беззаконное сонмище…», «Господи, восходящу Ти на Крест…», «Тебе, одеющагося светом яко ризою…» и др.). Из его стихир видно, что многие церковные песнопения переделывались из творений Святых Отцов, иногда прямо брались отдельные отрывки из разных святоотеческих слов, бесед в качестве самостоятельных и законченных богослужебных текстов*.
Песнописцу X в. св. Симеону Логофету (Метафрасту) принадлежит канон «О Распятии Господни, и на Плач Пресвятыя Богородицы», помещенный на повечерии Великого Пятка.
В Церкви нет ничего бесполезного, ненужного. Не могли беспричинно возникнуть особого рода богослужения, совершаемые в дни воспоминания спасительных Страданий Господа нашего Иисуса Христа. Среди прочих дней года именно эти имеют самое важное и главное значение, поэтому к ним с первых дней жизни христианской Церкви обращено сугубое внимание. Оно было с того же времени отмечено составлением специальных богослужебных чинопоследований.
Некоторые считали и считают, что догматы в жизни христиан имеют второстепенное значение или вовсе его не имеют (как думают представители адогматизма). По их мнению, в христианстве главное – нравственное учение, а догматы – что-то темное, непонятное, не поддающееся доказательству, объяснению, чуждое жизненного значения, отношения к нравственно-практической деятельности человека.[11] Но такой взгляд противоречит всему жизненному опыту Церкви. Доказательства тому можно почерпнуть из церковной истории, у Святых Отцов. “Нас укрепляют догматы благочестия”, – говорит святитель Василий Великий[12]. И, действительно, как мы можем правильно устраивать свою жизнь, не имея правильных представлений о Боге, о человеке; непонятен будет и смысл самих заповедей, если они не рассматриваются (осознаются) в свете догматического учения о спасении человека. Формальное же их исполнение приведет к фарисейскому, бесплодному и греховному образу жизни, осужденному Господом в Евангелии (Мф. 23, 1-3). “Ценить в христианстве одну только нравственную сторону, удивляться ее чистоте и возвышенности и признавать лишь ее благотворность значит то же, что принимать во внимание в часах один циферблат, правильное распределение на нем цифр и полезное движение стрелок и забывать начало, движущее в часовом механизме, то есть пружину, без которой все в нем не значит ничего”[13]. Поэтому богослужение ни в коем случае нельзя сводить лишь к высокой поэзии, благочестивому выражению чувств к чему-то. Основанием для нравственности, морали, благочестия, религиозных чувств служат догматы. Следовательно, богослужение обретает смысл и силу, если оно является выражением веры Церкви, того, что она исповедует существенно важным для нас в жизни, деле спасения. Этим объясняется и особое благоговейное внимание к дням страдания Спасителя (что выражено в богослужении), потому что догмат Искупления является центральным в домостроительстве нашего спасения и так как “всем нравственным требованиям нашей веры дает силу и жизнь именно догмат об Искуплении, без которого они не могли бы привиться и укорениться в человеческом сердце, ни произрастить столь богатых и разнообразных плодов, какие находим в истории христианских народов”[14].
[1] Евсевий Памфил. Церковная история. – М., 2001. С.238 (кн. V, гл.24). [2] Цит. по: Карабинов И.А. Постная Триодь. Исторический обзор ее плана, состава, редакций и славянских переводов. – М., 2004. Стр.17. [3] Там же, стр.18. [4] Там же, стр. 75. [5] Там же, стр. 75. [6] Там же, стр. 81. [7] Там же, стр. 81. [8] Там же, стр. 84. [9] Там же, стр. 85-86. [10] Там же, стр. 86.
* см. И.А. Карабинов, указ. соч., стр. 236
[11] См.: Прот. Иоанн Петропавловский. Значение Крестной Жертвы Спасителя. М.,1896. [12] Св. Василий Великий, архиепископ Кесарии Каппадокийския. Творения. – Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1900.Т. IV, с. 21. [13] Прот. И. Петропавловский. Значение Крестной Жертвы Спасителя.- М.,1896, с.8. [14] Там же.