1
0
… Кронштадтский священник очень хорошо сделал, что отказался от дальнейшего преследования судом больного…
Н.С. Лесков
Тема «Лесков и Церковь», как в литературоведении, так и в социологии религии популярна. Николай Семёнович был уникален тем, что всегда оказывался вне мэйнстрима интеллектуальных поисков своих современников, «плыл против течения»: «Я не хочу нравиться публике. Пусть она хоть давится моими рассказами, да читает», – говорил он. Давились, читали. Лесковская инаковость оборачивалась положительными результатами.
Дело, прежде всего, в том, что он не был «копировальщиком», и Церковь он описывал, а не воспевал. Лесков жил внутри Церкви с фонарём в руке левой, с пером – в правой, и фонарь Николая Семёновича отбрасывать китайские тени был просто не приспособлен. Повести, статьи, рассказы от этого получались реалистичными, что кого-то восхищало, а некоторых повергало в панику.
Внук и правнук православных священников, он признавался в своей «счастливой религиозности» (См.: «Автобиография»): «Я не враг Церкви, а её друг и покорный преданный сын и уверенный православный», — писал Лесков. Он пристально следил за своей земной Родиной и не менее внимателен был, когда наблюдал за «духовным Отечеством», делая это, повторимся, «изнутри». Его внимание привлекали, как правило, специфические факты, личности, события. «Есть многое, что щекочет нёбо писателя», как заметил однажды Бодлер.
«Всем известны «Засуха», «Запечатлённый Ангел», «Овцебык», «Мелочи…», «Чающие движения воды», «Однодум» – произведения, в которых «духовенство – специальный объект» наблюдений. И конечно же, «Соборяне» – с неподражаемым героем, протоиереем Савелием Туберозовым, «не философом, но гражданином». Лесковеды любят вспоминать тот факт, что именно писатель отыскал, опубликовал и потом восторженно комментировал «Великопостный указ» Петра Великого.
Николай Семёнович дружил со многими священниками, его учителем в Орловской гимназии был о. Евфимий Остромысленский, прежде преподававший св. Феофану Затворнику. Лесков восхищался свт. Игнатием Брянчаниновым, но испытывал неприязнь к свт. Филарету Дроздову, которого, впрочем, лично не знал. С середины 1870-х у Лескова начинается период «разлада с церковностью»; он пишет об «обществе, тоскующем о церкви». Его волнует, что «… у нас теперь только Закон Божий вовсе не преподаётся в 20% школ». Тогда же укрепляется его дружба с Л.Н. Толстым: «Нет, – говорит о нём Лесков, – на земле никого, кто был бы мне ближе и дороже». Его восхищают социальные взгляды Льва Николаевича; к религиозным «поискам» графа он относится уважительно-сдержанно, оставаясь на позициях церковной ортодоксии.
К 1880-м у Лескова наступает время «хорошо прочитанного Евангелия», и вот тогда же он пишет «Полуночники» (1891 г.) – повесть неожиданную, если не сказать – странную. Её сюжет косвенно связан с личностью о. Иоанна Кронштадтского, а напрямую – с бесчисленными его почитателями, которые из пёстрой богомольной толпы, на взгляд Лескова, и не его одного, приобретали вид вполне сектантский. К отцу Иоанну, с которым знаком-то и не был, Лесков относился плохо из-за противостояния между «толстовцами» и «иоанновцами». Более того, в 1887 г., 27 марта, писатель публикует статью: «О книжках отца Сергиева» (о. Иоанна Кронштадтского), – в которой выражает своё глубокое неудовольствие и раздражение относительно высоких цен на книги кронштадтского священника, которые издал А.П. Руденко: «Книжечка в 43 страницы, по 25 коп. и даже дороже… Такую полезно продавать так же дёшево, как продаются книги Л.Н. Толстого, т.е. по 3 коп. за штуку и даже по пятачку за пару…, причём Лев Николаевич ничего не берёт (подчёркнуто Лесковым) за авторское право с издателей его народных рассказов». Далее Лесков просто язвительно намекает на сокрытие информации относительно сумм, получаемых Руденко и Иоанном Кронштадтским. Он хочет «разъяснить это дело» (См.: Неизданный Лесков. – М.: 2000. – С. 237-238).
Но «личное» у действительно по-христиански «осолённых верой людей» всегда становится частным, вторичным, поскольку проявление в другом человеке настоящей, а не формальной церковности не просто примиряет, но служит и хорошим прояснением к словам Спасителя: «… Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки» (Мф. 7.12).
Другая же статья Н. Лескова посвящена (В случае сокращения: У Лескова есть статья, посвящённая…) событию печальному и вопиющему, точнее, его последствиям: св. праведного Иоанна Кронштадтского сильно избили (См.: Прекращение кронштадтского дела // Неизданный Лесков. – С. 236-237). Духовенство русское поколачивали, и нередко. О «технике» драки со священником сообщал в 1698 – 1699 гг. Иоганн Георг Корб в «Дневнике путешествия в Московское государство» (Князь П.А. Голицын в 1701 г. называет его «поганцем и ругателем»). Епископ Иоасаф (Горленко), умерший незадолго до Екатерины II, повелел высечь в Курском монастыре 18 монахинь за «самовольное избрание игумении». Т.Г. Леонтьева, благодаря трудам которой мы знакомы с дневниками тверских священников: И. Белюстина, В. Владиславлева, – деликатно сообщает, что «так называемое неканоническое поведение становилось привычным для повседневной жизни духовенства второй половины XIX века» (См.: Вера и прогресс. – М., 2002). Да и пушкинский «поп» из сказки был, с юридической точки зрения, просто изощрённым образом «избит» Балдою. В современной России избиение священника считается «бытовым хулиганством». Об убийствах и покушениях на убийство по религиозным мотивам (прот. Александр Мень, свящ. Даниил Сысоев, оптинские монахи…) говорить следует специально.
Так вот, совершил «побои» над о. Иоанном некий крестьянин Теканов, принадлежавший к секте пашковцев. Лесков Теканова, похоже, жалеет, оправдывая его агрессию «теснотой, спёртым воздухом, дымом смолистых курений, необыкновенным чтением…, ужасно действующих на экстатиков», т.е. чуть ли не впервые в художественной литературе описываются последствия сектантских «бдений».
А святого ведь чуть было просто не задушили. 18 марта 1887 г. «Новое время» сообщает: «Матвей Иванов Теканов, главный артельщик на пивоваренном заводе, присутствовал на молебне; после молебна о. Сергиев (т.е. Иоанн Кронштадтский) остался в комнате сделавшего нападение по его желанию для беседы. (Перед нападением фанатик читал молитвы, употребляемые пашковцами.) С первых слов беседы «богомолец» обратил на себя внимание неистовым воплем…, по увещеванию о. Иоанна оставил рыдание свое и, став перед образом Божией Матери на колена, начал производить молитву какого-то раскольнического содержания. Будучи и в этом остановлен, вскочил на ноги и обхватил обеими руками кольцом вокруг туловища о. Иоанна, стал давить его с такой силой, что последний едва смог вскрикнуть».
Вполне возможно, что о. Иоанн, выполняя гражданскую обязанность – пресекать хулиганства, особенно мотивированные неким сектантским влиянием, – и сообщил в полицию. Теканова арестовали. Толпа поклонников «Кронштадтского пастыря» была готова «выдрать бороду» крестьянину-пашковцу. Но, как пишет Лесков, о. Иоанн «…убедился в болезненном возбуждении, когда человек не владеет своим рассудком и, следовательно, ничем не повинен в том, что он в таком состоянии наделает… Если бы Теканова засудили, то было бы совершено дело самое угнетающее и тяжёлое для всех людей с здравым умом и доброй совестью… А потому кронштадтский священник очень хорошо сделал, что отказался от дальнейшего преследования судом больного… Это хорошо во всех отношениях».
Православная аскетика, которую знали, любили, – практиковали каждый по-своему: писатель и святой рекомендуют настойчиво «не гневатися», не допускать «духа гнева, гордыни» и т.д. Она убеждает, что у милосердия одно основание – Господь, в отличие от мягкосердечия, которое проявляется по разным поводам. Обидели ли Церковь (покушение на преп. Кронштадтского пастыря – это не только личное оскорбление человека), оскорбили храм (циничные девушки в балаклавах), оскорбили людей «Гельмановцы», под культурой понимающие нечто для Церкви совершенно немыслимое, – мы «злимся», «гневаемся», пусть даже и праведно. Но наши злость и гнев – не более чем свидетельство согласия жить в области скандалов и противостояния. Христос действительно «принёс не мир, но меч» (Мф. 10.34), при этом в наши руки Он этот меч не вкладывал. Мы Его воины, но не хозяева Его меча. Для нас – заповеди, в том числе: «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут». Стремление к правде не должно ожесточать человеческое сердце и затемнять разум. Св. Иоанн Кронштадтский и писатель Н.С. Лесков это знали.
Протоиерей Александр Шабанов, помощник благочинного 1 Тверского округа по миссионерскому служению
Миссионерский отдел Тверской епархии
