Августин (Никитин), архимандрит. Новгород Великий и Скандинавия

В период празднования знаменательного юбилея — 1000-летия Крещения Руси особенно актуальным является обзор тех многочисленных связей, которые соединяли Русскую Православную Церковь с Православными Церквами Востока со времени просвещения русского народа светом Христовой веры. Но не менее насущным представляется анализ тех отношений, которые Русская Православная Церковь на протяжении ряда столетий поддерживала с Церквами Запада и, в частности, с представителями Евангелическо-Лютеранской Церкви.

Несколько лет назад в истории православно-лютеранских отношений произошло важное событие: осенью 1981 г. в г. Эспоо (Финляндия) состоялось официальное открытие всеправославно-лютеранского диалога. Этому предшествовала трехлетняя подготовительная работа: в ноябре 1978 г. в Швеции состоялась первая встреча членов межправославной богословской комиссии по подготовке диалога. Последнее подготовительное заседание межправославной комиссии проходило в сентябре 1980 г. в Исландии. Все эти мероприятия были проведены на территории государств Северной Европы. И это вполне закономерно, поскольку большинство населения скандинавских стран и Финляндии принадлежит к Евангелическо-Лютеранской Церкви.

С 1970 г. богословы Русской Православной Церкви участвуют в двустороннем диалоге с представителями Евангелическо-Лютеранской Церкви Финляндии. В результативном документе VII богословского собеседования между делегациями Русской Православной и Финской Евангелическо-Лютеранской Церквей (июнь 1986 г., Миккели, Финляндия) было отмечено, что «в 1988 г. исполняется 1000-летие с того времени, когда русский народ, по благодати Божией, принял Святое Крещение». На собеседовании было высказано совместное пожелание, «чтобы предстоящее торжество способствовало ознакомлению всего христианского мира с богатством духовных ценностей Русской Православной Церкви»1.

Россия издревле имела тесные политические, экономические и культурные связи со скандинавскими странами, и история этих отношений довольно полно освещена в отечественной историографии. Но до сих пор не имелось систематического обзора русско-скандинавских отношений в их религиозном аспекте. Поэтому представляется необходимым восполнить этот пробел и при этом уделить особое внимание Новгороду, который, в силу своего расположения на пути «из варяг в греки», на протяжении ряда столетий имел наиболее тесные связи со странами Северной Европы.

НОВГОРОД И ДАНИЯ. Русско-датские связи XI—XV вв.

Первые сведения о русско-датских связях появляются вскоре после крещения жителей Новгорода (989 г.). Так, в «Хронике» Адама Бременского, написанной в 70-х гг. XI в., сообщается о существовавшем уже в то время морском пути из Дании в новгородские земли. По сведениям «Хроники», датчане в то время «из Дании холили в Острогард Руссии» (Острогард — одно из скандинавских названий Новгорода)2. Это летописное известие подтверждается находкой, сделанной в начале 1960-х гг. во время археологических раскопок в Новгороде. Здесь была найдена кость с датской рунической надписью середины XI в., скорее всего, привезенная в Новгород какими-либо датчанами3.

Еще одно свидетельство о древности русско-датских отношений находится в так называемых «Пегауских анналах». Неизвестный монах монастыря, находившегося в маленьком городке Пегау в Тюрингии, около 1149 г. написал анналы4, в которых о Руси упоминается по поводу событий, происходивших в то время в Дании. В них сообщается о путешествиях датчан на Русь и далее в Грецию в первой четверти XI в.5 Это сообщение, подтверждаемое известиями Адама Бременского о путешествии датчан на Русь и находкой в Новгороде рунической надписи, написанной датским 24-значным руническим алфавитом — футарком, позволяет сделать вывод о том, что в XI в. русско-датские связи были уже довольно регулярными и что их истоки восходят к еще более раннему периоду.

В первой половине XII в. эти связи продолжали развиваться. К этому времени относятся первые известия о датчанах, появившиеся в русских летописях и, в частности, в Новгородской первой летописи под 1130 и 1134 гг.6 Так, под 1130 г. летописец, рассказав о крушении не скольких русских кораблей, возвращавшихся из плавания на о. Готланд, добавляет, что тогда же из Дании русские корабли вернулись благополучно: «…из Дони приидоша здрави»7. В этом тексте впервые в русских источниках встречается древнерусское название Дании — «Донь», а также 8 отмечается, что не только датчане плавали в Новгород, но и новгородцы плавали в Данию.

Переходя к обзору русско-датских связей в последующий период, можно отметить, что в 1219 г. Дания завоевала Северную Эстонию и владела ею до 1346 г., в результате по реке Нарове (Нарве) установилась территориальная граница датских и русских владений.

К 1493 г. относится заключение первого русско-датского договора «О дружественном и вечном союзе». Этот договор был заключен между великим князем Иваном 111(1462—1505) и датским королем Иоанном (Хансом) (1481 —1513); предварительные переговоры были проведены в Копенгагене. Русско-датский договор возобновлялся в 1506 и 1516 гг.9 Русско-датский договор 1493 г. способствовал активизации торговых отношений между двумя странами, что, в свою очередь, сказалось и на развитии церковных связей.

В начале XVI в. датский король Христиан (1513—1523) обратился к великому Московскому князю Василию III (1505—1533) с просьбой о предоставлении датским купцам в Новгороде, а также в Ивангороде особых мест для постройки дворов и церквей. Результатом русско-датских переговоров по этому вопросу явилось дарование Василием III в июле 1517 г. особой жалованной грамоты, разрешающей датским купцам устройство дворов и церквей в этих двух городах10.

Согласно первой статье грамоты, датские купцы получили в Новгороде и Ивангороде места для постройки дворов: «в Новгороде — у Волхова против Лубяницы длиной в 60 сажен, шириной в 30 сажен»; в Ивангороде — «на посаде», длиной в 30 сажен, шириной в 20 сажен»; при дворах разрешалось поставить церкви и держать при них «попа или мниха»”. В третьей статье жало¬ ванной грамоты 1517 г. говорится: «А в нашем государстве, в котором городе почнетца каково дело датцкие земли человеку с нашим человеком, ино ему туто и управа дати в какове деле ни буди по исправе и по сей грамоте, и по крестному целованию».

Таким образом, в этой статье формулируется принцип подсудности датских купцов вла¬ стям того города, где они находятся. Далее в этой статье подчеркивается, что взаимоотношения русских и датчан должны основываться на религиозных принципах, и отмечается, что если ответчика приведут «к целованию», то он должен 12 целовать крест, будет ли ответчик «наш чело¬ век», т. е. русский, или «немчин», т. е. датчанин.

Датское посольство в Россию 1575 г.

В первой половине XVI в. в странах Северной Европы началась Реформация, и те датчане, которые в дальнейшем приезжали в Россию, были, как правило, лютеранами. Одним из самых ранних лютеранских сочинений о религиозном быте православной России была книга под названием «Hodoeporicon Ruthenicum» (Путешествие в Россию). Francofurti a. M. 1608.

Этот труд был написан в связи с поездкой датского посольства в Москву для возобновления договора, заключенного в 1562 г.

Авторство сочинения иногда приписывается Якову Ульфельду, возглавлявшему это посоль¬ ство в 1575 и 1578 гг. В описании заметен особый интерес автора к религиозной стороне жизни в России. Поэтому можно предположить, что действительным автором этого сочинения был вхо¬ дивший в состав посольства «Андреас Фионикус, пастор господина Якоба Ульфельда», тем более, что это имя стоит на титульном листе одного из рукописных списков этой книги13.

Автор сочинения отмечает, что посольство во главе с Яковом Ульфельдом отправилось в Рос¬ сию морским путем 9 мая 1575 года «в пятницу пред Вознесением Христовым» и прибыло во Псков 24 июня «в день Иоанна Крестителя». Таким образом, члены датского посольства нача¬ ли знакомство с религиозной жизнью города, имевшего давние тесные связи с Новгородом.

В окрестностях Пскова члены посольства «посетили монастырь, называемый Ибдогк (Jbdogk), смотрели на образы их»; однако, по словам автора, «не дозволили нам войти в храм, хотя две¬ ри отворены были, потому что думали про нас, якобы мы недостойны во святая святых войти»14.

В данном случае речь идет, по-видимому, об Изборске — городе, расположенном недалеко от Пскова. Здесь члены посольства намеревались посетить православный храм. Как извест¬ но, недалеко от Изборска находится древний Псково-Печерский монастырь. И каждому, кто по¬ бывал там, нетрудно будет узнать его из дальнейшего описания. «Слышали мы, — продолжает датский автор, — что недалеко оттуда (от Изборска. — А. А.) находится еще другой монастырь весьма великий и богатый, имеющий в себе триста чернцов; в том монастыре (с внешней стороны монастырских стен. — А. А.) церкви не видно, потому что она в земли стоит: сии чернцы всегда молятся и постятся по обыкновению своему. Великий князь уволил их от всего, многие деревни жаловал и освободил от всякой работы, так что подданные их уволены от воинских служб и пода¬ тей: чего ради непрестанно Бога молят о получении ему победы, наипаче в Лифляндии… Хотя же мы желали посмотреть сего монастыря, однако краткость времени не допустила нас того»15.

Датское посольство некоторое время пробыло в Пскове, и автор «Путешествия», описывая

этот древний город, отмечал, что «церквей в нем триста и сто пятьдесят монастырей (число монастырей явно преувеличено. —..), по сказкам (сведениям. — А. А.) тех, которые число оных совершенно знают»16. Из Пскова члены посольства отправились в Новгород, который также был «украшен храмами и многими монастырями»17.

В Новгороде датский пастор Андреас Фионикус имел беседы на религиозные темы с сопровождавшим членов посольства русским «приставом Федором (Fedder)». В ходе бесед были за¬ тронуты различные богословские вопросы, в том числе и вопрос о спасении. В своих записках пастор Андреас кратко изложил суть дискуссии, отметив, что, по словам его русского православ¬ ного собеседника, «всяк может спастися, хотя он безмерное множество грехов имел, если по крайней мере однажды вознамерится покаяться»18.

В ответ на это суждение пастор Андреас возражал, считая, что такое широкое толкование не совсем верно отражает дух евангельского учения о спасении. Возражая своему православному оппоненту, пастор Андреас говорил: «Правда, что всякий грешник может спастися, имея бес¬ численные и тяжкие грехи, когда только покается и, веруя в Бога, будет просить помилования.

Однако ежели против совести беспрестанно будет грешить, лаская себя надеждой, что он в свое время исправится, такой против Духа Святого грешит, и сей грех ни в сем, ни в будущем веке не отпустится»19.

Из дальнейшего повествования датского пастора явствует, что оба участника диспута ста¬ рались доказать свою правоту. Пастор Андреас подкреплял свою позицию ссылками на текст Священного Писания Нового Завета, а его православный собеседник опирался также и на святоотеческое предание; в качестве примера он приводил житие Марии Магдалины.

Датский пастор описывает некоторые особенности религиозной жизни православного насе¬ ления Новгорода. «Первого числа августа месяца, — отмечал он в своих записях, — увидели (мы) много людей, собранных в одном месте у реки (Волхов. — А. А.) при городе… кроме того, множество там было монахов и монахинь, куда пришел и архиепископ, держа в руках крест, за ним следовали священники и другие церковники и, взошедши на мост, нарочно для сего приуготовленный, по прочтении молитвы (архиепископ) благословил реку и такой церемонией освятил воду. По отправлении чего (люди) бросились в реку… детей своих и образы тою же священною водой окропляли и обмывали, и таким образом тот день праздновали»20.

Датский автор подробно описывает религиозный уклад жизни русских христиан; он сообщает о постах, таинствах, о быте русского духовенства. «Церкви их украшены многими икона¬ ми, которые как скоро увидят, тотчас поклоняются оным; также всяк из них содержит по домам образы, и сим особливую честь воздают; на грудях носят крест и почитают оный по своему обычаю», — отмечал пастор Андреас в своем сочинении21.

В Новгороде датское посольство пробыло свыше одного месяца и 4 августа 1575 г. отправи¬ лось в Москву, где вскоре был заключен русско-датский договор о дружбе.

Датское посольство 1602 года Подобно тому, как в XVI в. знакомству датчан с Русской Православной Церковью способ¬ ствовала отправка посольства в Россию (1575 г.), точно так же это повторилось и в начале XVII столетия. В 1602 г., после предварительных переговоров и соглашений с царем Борисом Го¬ дуновым, датский король Христиан IV (1588—1648) послал в Россию своего брата Ганса, гер¬ цога Шлезвиг-Голштинского, в качестве жениха царевны Ксении Борисовны. В составе много¬ численной свиты герцога Ганса находился Аксель Гюльденстерне, старший из послов, перу ко¬ торого принадлежит сочинение «Путешествие в Россию датского принца Иоанна (Ганса), брата короля Христиана IV. Рукописный оригинал «Путешествия» хранится в Копенгагенском госу¬ дарственном архиве; на немецком языке это сочинение носит название: «Wahrnafftige Relation der Russischen und Moscowitischen Reyse (Magdeburg, 1604).

23 августа 1602 г. датское посольство прибыло в Новгород, «проехав мимо монастыря Свя¬ той Троицы, монастыря св. Николая, монастыря Николая-Марии (?) и многих других монасты¬ рей, где (как и в большей части монастырей в селах и городах) имеются церкви — летние, без отопления, и зимние, отапливающиеся»22, отмечал автор «Путешествия», сразу же обращая внимание читателя на особенности церковной жизни в России.

В Новгороде его поразило большое количество церквей и среди них — древний Софийский собор. «Город широко раскинулся, крепость тоже, так что внутри крепостных стен находятся 23 церкви и монастыря… Над большей из церквей (надстроена) тупая башня, крытая позоло¬ ченным свинцом»23. Членов датского посольства разместили в Новгороде в 54 домах именитых граждан, в том числе и в домах местного духовенства: «Попа Игнатия, диакона Василия, попа Петра, попа Ивана, попа Романа, попа 24 Прокофия, попа Григория, попа Офонасия», а также в нескольких домах дьячков и пономарей.

31 августа члены посольства, сев на корабль, отплыли из Новгорода и прибыли «в большое местечко Бронницу… В тот день мы проплыли мимо большого количества монастырей»25, отмечал автор «Путешествия». Путь датчан лежал в Москву, и за время трудного путешествия им при¬ шлось столкнуться со многими невзгодами. Заслуживает внимания сообщение автора о кончине одного из членов датского посольства. Со скорбью отметив в своем дневнике, что 5 сентября в Валдае умер его слуга Христофор Педерсен, он излагает некоторые сведения о похоронах этого датчанина в новгородских пределах.

По словам А. Гюльденстерне, его слуга «был похоронен на холме сейчас же за городом… Русский боярин, которого звали Михаилом Глебовичем, сказал, что не властен разрешить мне похоронить его на кладбище, а тем более в церкви, так как покойный не был их веры, а также в по¬ следний свой час не причастился по их обычаю; поэтому я велел похоронить его на упомянутом холме, где и прежде похоронены были датчане. Когда во время путешествия г-на Эйлера Гарденберга в России умерли в этом городе (Валдае. — А. А.) двое из его людей, их на этом же холме похоронили, и теперь еще там найдены были их кости, а равно и головы»26.

Дания и Валдайский Иверский монастырь Примечательно, что один из следующих эпизодов истории русско-датских отношений имел место в том же Валдае — городе, издавна входившем в сферу влияния Новгорода. В конце XVII — начале XVIII в. политические и экономические связи России со скандинавскими стра¬ нами усилились. Немало выходцев из скандинавских стран поселилось в России. Многие из них, не порывая связей со своей родиной, одновременно самым тесным образом связали свою деятельность с Россией.

Одним из них был датский комиссар Генрих (в России он был известен под именем Андрея) Бутенант (Бутман) фон Розенбуш. Прекрасный знаток России, он был связан с ней около 30 лет и умер в 1702 г. Он не только успешно выполнял обязанности резидента датского короля в Москве, но и активно участвовал в развитии русско-датских связей. В существующей литера¬ туре кратко говорится о деятельности Бутенанта в качестве подрядчика в строительстве галер и других кораблей для России в конце XVII в.27 Но волей судьбы Бутенанту довелось вступить в тесные отношения и с представителями Русской Православной Церкви.

В 1696—1698 гг. в России началось массовое строительство флота. Вместе с другими зем¬ левладельцами к строительству кораблей привлекались монастыри и епархиальные кафедры.

Так, Иверский монастырь на Валдае, основанный в 1653 г. патриархом Никоном, попал в «кумпанство» вместе с Саввино-Сторожевским, Воскресенским и Иосифо-Волоколамским. Это «кумпанство» должно было построить одну галеру и спустить ее на воду в апреле 1698 г.28 Образовавшееся «кумпанство» выбрало наиболее удобный для себя выход — наняло под¬ рядчика, обязавшегося возглавить работы по строительству корабля. «Кумпанство» же должно было своевременно вносить деньги за подряд. Среди опубликованных русским исследователем прошлого века архимандритом Леонидом (Кавелиным) актов Иверского валдайского монасты¬ ря имеется одна рядная запись Бутенанта, обязавшегося построить галеру для «кумпанства»

Иверского и Саввино-Сторожевского монастырей29. Кроме указанного подряда, Бутенант взял подряды в «кумпанствах» святейшего Патриарха, а также митрополита Ростовского и Крутицкого30.

В июне 1698 г. Россия приняла 500 иностранных мастеров, которых распределили по «кумпанствам». «Кумпанству», членом31которого был Иверский монастырь, досталось 15 человек; сре¬ ди них было 8 датчан и 4 шведа. Когда после завершения строительства кораблей началась их оснастка, Бутенант снова предложил свои услуги. В декабре 1698 г. он написал письмо митрополиту Новгородскому и Великолукскому Иову, в котором выражал готовность снабдить построенные им для «кумпанства» корабли «воинскими припасами». Строительство кораблей, числившихся за «кумпанствами», в которых состоял Иверский монастырь, было успешно завершено. Эти корабли вошли в состав русской флотилии, построенной в Воронеже ценой огромных усилий. И определенный вклад в это дело был внесен совместными трудами датских мастеров и русского православного духовенства.

Новгород в «Записках» Юста Юля (1709—1712 гг.) Реформы, осуществленные Петром I в экономической жизни России, были тесно связаны с ломкой старых традиций и в сфере социальных отношений. В этом могли наглядно убедиться приезжавшие в Россию иностранцы, в том числе и датчане. Одним из них был морской командор Юст Юль, которого датский король направил к Петру I в качестве своего посланника, обязав его вести подробный дневник. Дневник («Записки») Юста Юля охватывает время с апреля 1709 по март 1712 гг.

Юст Юль родился в 1664 г. в Ютландии; по возвращении из России в 1712 г. он был произве¬ ден в вице-адмирала; погиб в морском сражении со шведами в 1715 г. В 1890—1891 гг. русский исследователь Ю. Н. Щербачев перевел «Записки» Ю. Юля с рукописи Копенгагенского архива, а в 1892 г. они были напечатаны в «Русском архиве» (кн. 3, 5, 7—11). Позднее, в конце 1893 г., появилось их издание и в датском подлиннике 33.

Хотя Ю. Юль был государственным чиновником, он проявлял большой интерес к церков¬ ным вопросам. Быть может, этому способствовало то, что одним из членов его посольства был Рас¬ мус Эребо, который ранее, перед поступлением на дипломатическую службу, готовился к должАРХИМАНДРИТ АВГУСТИН ности пастора. В начале XVIII в. явственно ощущались новые веяния в церковной сфере, в чем смог убедиться и Ю. Юль на своем пути из Дании в Россию.

В сентябре 1709 г. Ю. Юль прибыл в Нарву, которая за несколько лет до этого, в 1704 г., была взята русскими войсками. Лютеране, жившие в Нарве в это время, собирались на бого¬ служения в городской ратуше, поскольку обе их кирхи — немецкая и шведская — перешли в веде¬ ние православного духовенства. «Осмотрел обе городские церкви, — сообщает Ю. Юль. — Преж¬ де в них совершалось богослужение по Аугсбургскому исповеданию; в настоящее же время, по приказанию царя, они освящены русскими священниками, совершающими в них ныне богослу¬ жение по обрядам греческой веры»34.

Но Ю. Юль не высказывает недовольства по этому поводу и довольно объективно излагает причины сложившейся ситуации. «Как мне сообщали, — продолжает он, — сначала только одна церковь была передана русским священникам, другую же царь охотно бы оставил за мест¬ ными жителями, но по проискам генерал-фельдмаршала Огильви35, который во время взятия Нарвы находился на службе у царя, была отнята у них и другая церковь. Русские, собственно, не нуждались в ней, но, будучи католиком и ненавистником лютеранской веры, Огильви полагал, что если только отымет церковь у жителей, то со временем достигнет обращения ее в католическую.

Однако план его не удался: он вскоре оставил службу у царя, и полтора года спустя церковь обращена была в православную. Тем не менее богослужение совершается лишь в одной из церквей, другая же пустует»36.

Здесь же, в Нарве, Ю. Юль присутствовал в православном храме при совершении литургии и подробно описал ее чинопоследование37. И если в допетровскую эпоху присутствие инославного христианина за богослужением в русском храме было бы невозможно, то теперь, напротив, ему было оказано самое теплое гостеприимство. «Длилась обедня полтора часа, — отмечает автор, — ибо когда комендант узнал, что я собираюсь идти в церковь смотреть на их богослуже¬ ние, то письменно приказал священникам служить полную обедню со всеми ее торжественными обрядами»38. Ю. Юль знал записи своих предшественников, в которых упоминалось об опреде¬ ленной конфессиональной самоизоляции православных христиан в России вплоть до конца XVII в. Поэтому он пытался объяснить перемену, происшедшую в Русской Православной Церкви за столь короткое время. Как считал Ю. Юль, «по их (православных. — А. А.) мнению, церковь оскверняется через посещение лицами иных исповеданий. Однако запрещение инославным вхо¬ дить в храмы не так строго наблюдается с тех пор, как нынешний царь, ознакомившись с другими христианскими народами, увидел, что они не такие грубые язычники, каковыми в старину считали их русские»39.

За несколько лет, проведенных в России, Ю. Юль неоднократно посещал православные хра¬ мы и тщательно записывал чинопоследования таинств и обрядов Русской Православной Церкви.

Так, он изложил чин крещения, воспользовавшись тем, что один русский офицер намеревался крестить ребенка и пригласил Ю. Юля присутствовать при совершении таинства40. Автор описы¬ вает также чин отпевания, отмечая при этом, что «это напоминало обряд, соблюдаемый при датских похоронах»41. Ю. Юль присутствовал при совершении венчания в православном хра¬ ме42, а также при бракосочетании инославного христианина с русской православной девуш¬ кой43; он описал также чинопоследование епископской хиротонии.

Особый интерес вызывает пребывание Ю. Юля в Новгороде в декабре 1709 г. «Город полон церквей и монастырей, — восхищался датский автор. — Колокольни стоят в небольшом расстоя¬ нии от церквей; на самих же церквах русские никогда колоколов не вешают… Куполы выведены дранью и покрыты свинцом; иные позолочены, иные украшены изящной старинной живописью»45.

В Новгороде Ю. Юль посетил один из православных храмов, который он называет «церковью Марии или Богородицы». «Это весьма роскошный храм, сплошь украшенный живописью и позо¬ лотой, с большими люстрами, — пишет датский посланник. — Так как я вошел туда во время вечернего богослужения, то протопоп, выйдя из своего клироса, хотел было выгнать меня вон вместе с моей свитой, но под конец мой толмач поговорил с ним… и тот успокоился»46.

В Новгороде датский гость имел аудиенцию у митрополита Новгородского и Великолукского Иова (f 1716 г.). Когда Ю. Юль вошел в архиерейские покои, то застал митрополита Иова в пол¬ ном облачении: «подле него стоял епископский посох; в руке он держал четки вроде тех, по каким читают «Отче наш», а на большой серебряной, позолоченной цепи, надетой вокруг шеи, спускаясь низко на грудь, висел поверх одежды образ в серебряной оправе, за стеклом. Архиерей преподал мне благословение, осенил меня крестным знамением и сказал, что Бог наградит меня за то, что я был так добр и навестил его»47.

Помня о тех трудностях, с которыми инославным христианам все еще доводилось встречать¬ ся в общении с местным клиром, датский посланник просил помощи и содействия у Новгород¬ ского митрополита. «Я попросил архиерея быть настолько добрым назначить мне кого-либо в проводники и велеть показать мне местные церкви и их украшения, а также распорядиться, чтобы кто-нибудь сопровождал меня в знаменитый монастырь св. Антония, расположенный под самым Новгородом, — сообщает Ю. Юль. — В ответ на это архиерей тут же велел упомянутому монаху идти со мною и показать мне всё, что я пожелаю»48.

Что касается секретаря Ю. Юля — Расмуса Эребо, то у него сложились добрые отношения с известным церковным деятелем Феофаном Прокоповичем (1681 —1736 гг.). Благодаря своим способностям Феофан Прокопович стал известным Петру I, который воспользовался его даром для своих реформ. Вот что писал Расмус Эребо о своих встречах с этим и другими видными цер¬ ковными деятелями того времени: «Особенно сблизился я с Феофилактом Лопатинским (ныне архиепископ Тверской). Через него я познакомился и с ректором Киевской Академии Феофаном Прокоповичем. Теперь Прокопович — самое важное духовное лицо в России, архиепископ Вели¬ кого Новгорода и, так сказать, вице-патриарх. Это весьма ученый и красноречивый человек»49.

Из «Записок» Ю. Юля видно, как непросто и постепенно складывались повседневные отно¬ шения между православными христианами и инославными гостями, посещавшими Новгород и другие русские города. Одной из основных причин существовавшей тогда в России конфессио¬ нальной замкнутости было то, что на протяжении ряда столетий русские христиане были вынуж¬ дены отстаивать свою независимость в борьбе с иноземными пришельцами.

Русско-датские отношения успешно развивались и в дальнейшем, но уже в основном через Москву и Петербург. Еще более интенсивными были отношения Русского государства со Швеци¬ ей, и Новгород издавна играл самую активную роль в этом процессе.

Становление русско-шведских связей относится к древнейшему периоду существования Русского государства (IX—XI вв.). В имеющемся во введении к «Повести Временных лет»

перечне «варяжских» народов указаны как норвежцы («урмане»), так и шведы («свей» и «го¬ те», т. е. племена свеев и гётов, в то время находившихся на стадии слияния в единый шведский народ). Новогородцы издавна имели тесные отношения со шведами. Когда киевский князь Ярослав Мудрый (1015—1054) женился на дочери шведского короля (конунга) Олафа (994— 1022), то в качестве свадебного падарка княжна Ингигерд (в крещении Анна) получила от Ярослава город Ладогу и прилегающие к нему земли. Около 1020 г. этот надел был передан в уп¬ равление ее двоюродному брату по материнской линии Ярлу Ронгвальду, сыну Ульфа. Именно в Ладоге норвежские послы, прибывшие на Русь, встретили Ронгвальда в 1034 г.50. По-видимому, тогда же в Ладоге была построена «варяжская» церковь, что диктовалось духовными потребно¬ стями постоянно приезжавших в Ладогу иностранных купцов.

Новгород и Готланд Особенно тесные связи существовали у новгородцев с Готландом (ныне — в составе Шве¬ ции). Жители острова Готланд приняли святое Крещение при короле Олафе Святом в 1008 г., вступив в духовную зависимость от епископа Линчепингского51. В середине XII в. в Новгороде уже существовал торговый двор готландских купцов с храмом св. Олафа52.

В новгородской «варяжской божнице» богослужения совершались в течение всего года;

это явствует из договора, заключенного в 1270 г. между Новгородом и Готландом, а также с не¬ мецкими городами. В древнем документе под названием «Скра Новгородская» по этому поводу говорится следующее: «Священник, приезжающий с летним или зимним поездом гостей, всту¬ пает на место священника, которого он там находит, и этого (нового), приехавшего с летним или зимним поездом, должны держаться все, во дворе (торговом. — А.54А.) живущие»53. Варяж¬ ская церковь в Новгороде простояла до конца XIV — начала XV в..

Новгородские купцы, подолгу жившие на о. Готланд, также имели свой торговый двор и церковь. Новгородские мастера воздвигли православный храм в Висбю — главном городе ост¬ рова; церковь была расписана фресками в русско-византийском стиле. Новгородская церков¬ ная живопись оказала сильное влияние на искусство готландских храмов. 1ак, на западных сте¬ нах нефа и на арке между нефом и башней церкви в Гарда сохранились фрагменты настенной живописи. Стиль росписи указывает на несомненную связь с монументальной живописью Новгорода.

Другой памятник, свидетельствующий о деятельности приехавших из Руси мастеров, — это церковь в Чэллунге (Kllunge). Здесь имеются остатки росписи, расположенной в несколько ря¬ дов. Лучше всего сохранилось изображение шествия Христа на Голгофу.

Росписи храмов как в Гарда, так и в Чэллунге по стилю близки к росписям церкви в Старой Ладоге (исполненным в 60-х гг. XII в.) и к росписям церкви Спаса на Нередице (1199 г.). Роспи си в Гарда и Чэллунге относятся к этому же периоду времени, т. е. к последней трети XII в.5Ь.

Остатки росписей — не единственные следы новгородского влияния на Готланде. В церкви в Эке хранятся остатки стен древней деревянной церкви — несколько досок с фрагментами роспи¬ си, изображающей Вознесение. Эти росписи по стилю близки к русским иконам того времени.

Остатки стен древней деревянной церкви — несколько досок с фрагментами росписи — сохрани¬ лись и в церкви в Сундре. Их стиль очень отдаленно напоминает роспись храмов в Гарда и Чэл¬ лунге. В церкви в Мэстербю имеется роспись, где стиль фигур хотя и не имеет ничего общего со

стилем живописи церквей в Гарда и Чэллунге, однако орнаментальные мотивы близки к мотивам росписей, исполненных новгородскими мастерами.

Таким образом, русское искусство пустило глубокие корни на о. Готланд и оказало известное влияние и на искусство местных мастеров. Эта русско-византийская школа на Готланде — яв¬ ление единичное в Скандинавии, не имеющее никаких аналогий в других областях. Именно здесь в своеобразной форме встретились Восток и Запад56.

Торговый двор новгородских купцов на Готланде существовал до конца XV в. Когда рус¬ ское посольство в XVI в. посетило на Готланде город Висбю, где раньше была колония новго¬ родских купцов, то там уже жили иноземцы. Тем не менее один из членов посольства сообщал о том, что «церковь Никола Чудотворец стоит на подоле гостинна двора, а мера церкви попереч получетверти сажени, а в длину 6 сажен, а живут в ней немцы за полаты место»57.

Русско-шведские отношения в XIII—XIV вв.

К середине XIII в. относится усиление русско-шведского соперничества. В 1240 г. князь Александр Невский во главе русского войска в сражении на Неве не допустил шведов к продвижению в глубь русских земель; на этот ратный подвиг князь Александр выступил с благословения архиепископа Новгородского Спиридона. Военно-политическое соперничество Швеции и Руси продолжалось и впоследствии. Но в 1323 г. между новгородцами и шведами был заключен Ореховецкий мирный договор. На Ореховецком договоре основывались и другие русско-шведские договоры вплоть до конца XVI в..

Но в годы правления шведского короля Магнуса Эриксона (1319—1363, самостоятельно — с 1332 г.), от имени которого был заключен Ореховецкий договор, это мирное соглашение подверглось испытанию, носившему религиозную окраску. В 1348 г. Магнус Эриксон отправился на Русь с очередным походом, причем, как и в прежние времена, одной из его целей была пропаганда католичества. Он предложил новгородцам богословские прения с тем, чтобы то исповедание, которое окажется истинным, было принято обеими сторонами.

Магнус настаивал на том, чтобы новгородцы прислали своих «книжных людей» участвовать в диспуте с католическими богословами. Но архиепископ Новгородский Василий после совета с посадником, тысяцким и всеми новгородцами ответил Магнусу: «Ежели хочешь уведать, которая вера лучше — наша или ваша, пошли в Царьград к патриарху, потому что мы приняли православную веру от грек, а с тобою о вере не спорим; а ежели есть какая обида между нами, то о том пошлем к тебе на съезд»59.

Получив отказ, Магнус собрал значительное войско и летом 1348 г. пришел к истокам Невы.

Здесь он осадил Орешек и взял его, а шведские миссионеры начали обращать православных жителей округи в католичество. Но вскоре новгородцы справились со шведами и вытеснили их из Орешка. Военный конфликт был улажен в 1351 г., когда в Дерпте (соврем. Тарту) был заклю¬ чен очередной русско-шведский мирный договор.

К началу XV в. относится литературный памятник, по-своему характеризующий религиозную сторону русско-шведских отношений. Это так называемое «Рукописание Магнушово, свейского короля, приказ детем его, и братьи его, и всей Свейской земли»”1. В начале этого завещания говорится, что Магнус («нареченный в святом крещении Григореи»), «отходя от сего света, при своем животе (жизни. — А. А.)У, приказывает своим детям, «братье и всей Свейской земли» «не наступатися» в нарушение «крестного целования» на Русь.

Рассказав о неудачном походе Магнуса Эриксона на новгородские земли в 1348 г., летописец сообщает далее, что сын Магнуса Сакун (Хакон VI, король Норвегии. — А. А.) «вынял» (спас) его и повез в Мурманскую (норвежскую) землю. Но во время путешествия по морю началась буря. Корабль, на котором находился Магнус, утонул, и король в течение трех суто,к плавал на корабельных досках, пока его не прибило к монастырю Св. Спаса, где он был постри¬ жен в монахи и принял схиму.

Реальную основу этого в значительной степени вымышленного рассказа о злоключениях Магнуса составляют феодальные смуты и династическая борьба в Швеции и Норвегии, закон¬ чившаяся свержением и изгнанием Магнуса. Более вероятным в отношении его кончины яв¬ ляется предположение, что он утонул во время кораблекрушения62.

Швеция и Новгород в 1605—1615 гг.

В начале XVII в. между Швецией и Новгородом сложились совершенно особые взаимоотно¬ шения. Это было связано с начавшейся в Московском государстве эпохой Смутного времени, а также с близостью Швеции к новгородским землям.

К 1605 г. относится первое воззвание шведского короля Карла IX к жителям Новгорода.

В нем он изобличал политику римского папы, «учинявшего в России великую смуту, с целью искоренить в ней греческую веру». Карл заявлял, что не допустит осуществления этих планов папы и готов оказать русским христианам помощь. Когда же Карл узнал об убиении первого самозванца — Лжедимитрия (Григория Отрепьева), то он прямо предложил Новгороду помощь против «папистов». В этом отношении представляет интерес следующее место из письма Карла

IX к Арвиду Теннессону от 5 февраля 1606 г.: «Если верны новости, пришедшие из Выборга, то Димитрий убит русскими за то, что хотел ввести в Россию папистскую религию; сделавшись ца¬ рем, он будто бы велел убить несколько православных монахов»63.

К этому времени в Швеции уже прочно укоренилось лютеранское вероучение; отсюда поня¬ тен и стиль воззвания Карла IX, предлагавшего новгородцам религиозно-политический союз.

В течение последующих нескольких лет Карл IX подготавливал осуществление унии Новгорода со Швецией. Но вот 16 июля 1611 г. шведские войска под командованием Якова Делагарди штурмом взяли древний русский город. Новгородцы в лице Исидора, митрополита Новгородско¬ го и Великолукского, а «также архимандриты, игумены и весь священный собор» были вынужде¬ ны заключить со шведами договор, чтобы избежать лишнего кровопролития. В этом договоре от 25 июля того же года, согласно которому Новгород переходил под власть шведской короны, имелось положение о статусе православных храмов и их прихожан. Текст этого соглашения сви¬ детельствует как о твердости новгородцев в защите Православия, так и о веротерпимости, кото¬ рой должна была в силу этого придерживаться шведская военная администрация.

«Божий церкви и монастыри древней греческой веры не должны быть разоряемы, — говори¬ лось в договоре — не следует допускать осмеяния икон, священного служения, а также церков¬ ных сосудов, никого не отклонять силой от нашей христианской веры, чтобы мы, люди Россий¬ ского государства, могли жить в нашей греческой вере по-прежнему. Ни в чем не притеснять митрополита, архиепископов, епископов, архимандритов, игуменов и весь святейший собор…

Они должны жить и служить по-прежнему, относиться к ним должно согласно их сану, а земли, принадлежащие монастырям и церквам, от них не отнимать и не передавать никому другому во владение»64. Оценить выполнение этой части договора можно на основании документов новгородского архива 1611 —1616 гг., хранящегося в Стокгольме65. Правительство Делагарди стремилось завоевать симпатии новгородского населения. В материалах архива обнаружено свы¬ ше 200 челобитных мастеровых, торговцев и прочего люда с просьбой’о выдаче платы, пособий и т. д. Как правило, челобитные разбирались и полностью или частично удовлетворялись. По словам одного современного исследователя, «характерно, что за этот период не обнаружено ни одной челобитной от духовенства с жалобами на притеснения со стороны шведов».

Здесь же следует отметить, что русские православные христиане, жившие на севере России, по-прежнему не желали находиться в подчинении Швеции. После взятия Новгорода в 1611 г.

шведский король известил игумена Соловецкого монастыря Антония о принятии новгородцами шведского подданства и советовал ему склонить свою братию последовать их примеру, обещая награду. Но игумен Антоний писал в ответ на это королю Швеции: «А у нас в Соловецком мо¬ настыре и в Сумском остроге и во всей поморской области тот же совет единомышленно: не хотим никого из иноверцев на Московское государство царем и великим князем, опроче своих прирож¬ денных бояр Московского государства»67.

В 1611 г. шведский король Карл IX умер. Его сын и преемник Густав Адольф вначале хотел сам занять русский престол, а затем решил предоставить его своему брату Карлу Филиппу.

В эти годы положение новгородцев по-прежнему было тяжелым, и им приходилось мириться с зависимостью от Швеции. В январе 1612 г. они были вынуждены даже отправить в Стокгольм по¬ сольство, которое возглавил архимандрит Юрьевского монастыря Никандр; целью посольства было предложить русскую корону шведскому принцу. Посольство пробыло в землях, находив¬ шихся под властью Швеции, долгое время. Обратно в Новгород из Выборга члены посольства отправились лишь в сентябре 1613 г. По времени это совпало с консолидацией русских патриоти¬ ческих сил, с организацией народного ополчения под предводительством Минина и Пожарского, целью которого была борьба с пол ьс ко-шведе кой интервенцией. 26 октября 1612 г. Москва была освобождена от незваных пришельцев. В это время, когда остро встал вопрос о ликвидации междуцарствия, необходимо было подыскать подходящую кандидатуру на русский престол.

И если принять во внимание давнюю историю русско-шведски государственных и церковных связей, то не покажется удивительным, что одной из возможных кандидатур стал сын скончав¬ шегося шведского короля Карла IX Карл Филипп.

В Новгород было отправлено посольство во главе с С. Татищевым; ему было поручено, в частности, выяснить возможность перехода Карла Филиппа из лютеранского исповедания в Православие: «и как по прошению Ноугородцкого го¬ сударства всяких людей, свейского короля сын, королевич Карло Филип на Ноугородцкое госу¬ дарство придет, и креститца ему в нашу православную хрестьянскую веру греческого закона» 8.

В Новгороде посольство С. Татищева убедилось в том, что шведская администрация попрежнему проявляла веротерпимость в отношении православного населения; материалы Новгородского архива 1611 — 1616 гг. (Стокгольм) подтверждают правильность оценки по¬ сольством Татищева положения в Новгороде. Вернувшись в Ярославль, где в то время была ставка Минина и Пожарского, послы «в расспросе сказали, что в Новгороде от шведов христиан¬ ской вере никакой порухи и православным крестьянам разорения никаково нет, а живут попрежнему безо всякой скорби».

Проявленная шведами в Новгороде веротерпимость способствовала тому, что кандидатура Карла Филиппа, как возможного претендента на русский престол, не была отвергнута, и участииАРХИМАНДРИТ АВГУСТИН ки Земского собора, заседавшего в 1612 г. в Ярославле при участии князя Пожарского и митро¬ полита Ростовского и Ярославского Кирилла (Завидова) ( | 1619), обсуждали кандидатуру королевича. Здесь представители Нижегородского ополчения устами князя Пожарского на¬ стаивали на том, чтобы на русский престол был возведен православный претендент: «Все мы единомышленно у милосердого в Троице славимого Бога нашего милости просим и хотим того, чтобы нам всем людем Российского государства в соединении быть; и обратить нам на Москов¬ ское государство государя царя, великого князя, государского сына, только бы был в право¬ славной хрестьянской вере греческого закона, а не в иной которой, которая вера с нашею право¬ славной хрестьянскою верою не состоится»70. Таким образом, наметились основные условия, на которых нижегородцы соглашались договариваться об избрании шведского королевича:

первое — прибытие его из Швеции в Новгород; второе — принятие им Православия.

Вопрос о переходе Карла Филиппа в Православие по-прежнему был одним из основных условий, которые ставили участники Земского собора. Об этом свидетельствует, например, ответ, который дали новгородцы князю Пожарскому на его упрек по поводу того, что они якобы уже почти выбрали на русский престол лютеранина: «Мы от истинныя православныя веры не отпали, а королевичу Филиппу Карлу о том будем бити челом и просити, чтобы он был в нашей православной вере греческого закона, и за то хотим все помереть; только Карло королевич не хотел быть в хрестьянской православной вере греческого закона… И мы одни за истинную ве¬ ру, нашу православную хрестьянскую веру, хотим помереть; а не нашия не греческия веры на государство не хотим»71.

И хотя в конечном счете кандидатура Карла Филиппа была отвергнута, участники Зем¬ ского собора достойно оценили веротерпимость, проявленную шведской военной администра¬ цией во главе с Делагарди в Новгороде; как отмечал русский исследователь в начале нашего столетия, «любопытно, что в актах нет и следа враждебного отношения нижегородцев к шве¬ дам; нижегородцы именуют шведского военачальника так же, как72новгородцы; пишут отчество Делагарди согласно своему обычаю с «вич»: «Яков Пунтосович».

Тем временем шведское правительство не теряло надежды наследовать русский престол.

Карл Филипп в середине 1613 г. прибыл в Выборг, откуда вел переговоры с Москвой и Новго¬ родом. Его брат — шведский король Густав Адольф дал инструкции своим уполномоченным для ведения переговоров в Выборге. В этих наставлениях не было и речи о возможном переходе Карла Филиппа в Православие; напротив, одним из условий его воцарения на русском престо¬ ле стало предоставление ему и его свите свободы вероисповедания. Кроме того, королевичу должно было быть предоставлено право выстроить по одной или по две лютеранские церкви в главных городах России. Королевич, в свою очередь, обязался «охранять религию русских»73.

Нежелание Карла Филиппа перейти в Православие лишило его последней возможности оставаться возможным претендентом на русский престол. II июня 1613 г. «венчался на царст¬ во» избранный на московский престол Михаил Федорович Романов (1613—1645), первый царь из династии Романовых. Это упразднило все притязания Карла Филиппа, и в начале 1614 г.

он уехал обратно в Швецию. Это событие вдохновило новгородцев на борьбу за восстановле¬ ние политической независимости. 12 декабря 1614 г. шведский посланник Эверт Горн сообщил королю Густаву Адольфу о том, что на союз со Швецией из новгородцев «почти никто не скло¬ няется, но напротив, владычество их собственных земляков так сильно им по душе, что они все сговорились лучше лишиться жизни, чем отделиться от Московского государства»74.

Тем не менее попытки Швеции удержать Новгород в сфере своего влияния продолжались вплоть до середины 1615 г. Но новгородцы по-прежнему боролись за духовное и политическое единство Русского государства, заявляя: «Никогда и в смутные времена от Московского го¬ сударства Новгород отлучен не бывал»75.

Столбовский договор 1617 г. и православно-лютеранские отношения Нормализация русско-шведски отношений продолжалась еще в течение нескольких лет, и наконец в 1617 г. в Столбове, деревне между Тихвином и Ладогой, был заключен русскошведский договор, согласно которому король Густав Адольф возвратил русским Новгород, Старую Руссу, Порхов, Ладогу и Гдов. Но часть исконных новгородских земель по-прежнему оставалась под властью шведской администрации. Интересен один из пунктов (3-й) этого дого¬ вора, на формулировке которого, по-видимому, настояло новгородское духовенство.

 «Вместе с вышеназванными крепостями и городами, — говорилось в этом пункте, — шведский король возвращает и уступает также великому князю всякие церковные украшения как в церковь св. Со¬ фии, так и во все другие церкви и монастыри в Новгороде и других крепостях и городах, со всем, что ни находится на этих украшениях, и не доз. оляет ничего вывозить из них, также и собст¬ венности и имущества митрополита, всего духовенства и всего русского народа»76. Но это условие не было соблюдено повсеместно. В настоящее время в шведских музеях и книгохра¬ нилищах находятся ценные иконы, церковная утварь и архивные документы, которые были вы¬ везены шведами из Новгорода в начале XVII в. Об этом неоднократно упоминали русские ис¬ следователи, начиная с XIX в., посещавшие Швецию с научными целями. Так, Ф. Булгарин, по

бывавший в Швеции в 1838 г., видел в Стокгольмском королевском музее русские иконы св.

Николая Чудотворца (в серебряном окладе) и Христа Спасителя (без оклада). «Это, верно, добыча Де-лаТарди в Новегороде»77, — писал русский публицист.

Столбовский договор содержал также условия для восстановления торговых отношений между обеими странами. Для нормального функционирования иноземных гостиных дворов в городах России и Швеции необходимо было, кроме всего прочего, обеспечить торговых лю¬ дей регулярным совершением богослужений. Поэтому в 15-м пункте договора говорилось о том, что в Новгороде, Москве и Пскове шведы могут «отправлять богослужение по своей вере, но кроме того не строить никаких своих церквей».

Что касается русских людей, то они также могли «в Стекольне (Стокгольме), в Вы¬ борге торговые дворы имети и по своей вере пение и веры своей строение вольно им по тем же двором в своих хоромех имети, а в Колывани (соврем. Таллинн. — А. А.) в церкве, как исстари было, держати, а церквей по своей вере не ставити»79. Требование устройства церквей для шведских подданных, которые будут приезжать с торговыми целями в русские города, было впервые выдвинуто еще в самом начале переговоров о восстановлении мирных отношений меж¬ ду Швецией и Россией — в упоминавшейся выше инструкции Густава Адольфа шведским по¬ слам, направлявшимся в Выборг весной 1613 г. для переговоров с русскими послами.

В первом варианте инструкции (в 8-м пункте) предусматривалось, что «в некоторых более значительных городах должно предоставить нашей религии (лютеранской. — А. А.) одну или две церкви»80. Во втором варианте инструкции содержалось требование предоставления церк¬ вей в Новгороде, Пскове, Старой Руссе и Холмогорах81. Затем это требование было вновь вы¬ двинуто в начале Дедеринских переговоров. В этом случае в шведских предложениях прямо подразумевалось, что церкви должны быть устроены при шведских гостиных дворах.

Русские представители отказались принять это требование, и в дальнейшем — в ходе дипломатических переговоров и при окончательном принятии Столбовского договора — доби¬ лись включения в договор такой формулировки данного вопроса, при котором совершение шведскими подданными лютеранского богослужения допускалось не в церквах, а в одном из помещений торгового двора.

Позиция шведской стороны в данном вопросе была более мягкой, и в инструкции Густава Адольфа шведским послам 1613 г. предусматривалось взамен на предоставление шведским купцам церквей в русских городах разрешить русским торговым людям устраивать для себя церкви в тех шведских городах, в которых им придется торговать. Однако твердая позиция русских послов в данном вопросе привела к тому, что и шведские послы при составлении дого¬ вора со своей стороны ограничили для русских купцов возможности совершения православно¬ го богослужения в шведских городах в такой же мере, в какой были ограничены эти возмож¬ ности для шведских подданных в русских городах, то есть было разрешено совершение бого¬ служений в помещениях торговых домов, но не позволялось строительство церквей. Единст¬ венное исключение было допущено для русского торгового двора в Ревеле (Колывань, соврем.

Таллинн. —..), при котором на протяжении ряда столетий уже существовала русская цер¬ ковь св. Николая82, в тексте договора было особо оговорено, что русские и далее должны сохра¬ нить за собой эту церковь, существующую на правах давности.

Ратификация Столбовского договора носила торжественный, религиозный характер. Как сообщал об этом шведский автор Петр Петри, 28 июня 1617 г. шведский король в городской церкви публично утвердил и скрепил клятвой Столбовский мирный договор. В храме при этом присутствовали трое русских посланников, королевские придворные, а также архиепископ Упсальский д-р Петр Кениц и епископ Выборгский Магнус Олаус Элимей. Архиепископ Упсальский Петр произнес проповедь о мире; после скрепления договора государственной печатью церковный хор пропел «Тебе, Бога, хвалим»84.

Столбовским мирным договором 1617 г. было утверждено законное положение русскою священника в Русском дворе (Russgarden) в Стокгольме для духовного окормления русских торговых людей. Богослужение совершалось в «молитвенных анбарах», снимавшихся русски¬ ми купцами у шведской городской администрации. Но эти богослужения не были регулярными, поскольку 85 приезжавшие тогда вместе с русскими купцами священники жили в Швеции корот¬ кое время.

Дальнейшая активизация русско-шведских торговых связей привела к некоторым улучше¬ ниям и межцерковных отношений между обеими странами. Около 1630 г. между Россией и Швецией начались 40 переговоры «о взаимной свободе русских и шведских купцов при отправле¬ нии богослужения». В Ревельском (Таллиннском) городском архиве87 хранился документ, ко¬ торый в переводе с немецкого имел название «О восстановлении торгового двора в Новгороде, свободном отправлении богослужения и пр.». В этом документе, относящемся к 1630 г., говорится в частности: «Так как купцы, подданные всемилостивейшего государя короля Густава Адольфа, и в прежнее время имели свой торговый двор в Новгороде, то в силу Тявзинского и Выборгского договоров должен быть таковой предоставлен и ныне, и добрый дом с местом в Новгороде выстроен, а также дворы торговые в Москве и Пскове.., отправлять им также свободно там свое богослужение, исповедовать свою веру в собственных домах и горницах, но не иметь права для своей веры строить свои кирхи»88. Аналогичные права получили и русские купцы в Стокгольме и Выборге: «будут такие же торговые дома отведены, и могут в своих домах и горницах отправлять свое богослужение по своей вере, в Ревеле же, как было в старину — в своих церквах, но новых церквей своего вероисповедания не строить»90.

Таким образом, переговоры, закончившиеся подписанием договора в 1630 г., не внесли ни¬ чего нового в сравнении с условиями Столбовского соглашения относительно строительства новых церквей для гостиных дворов. Что же касается шведского двора в Новгороде, то в 1633 г. он сгорел, после чего надолго затянулась переписка о его восстановлении. Это было исполнено только в 1645 г. после особого указа царя Алексея Михайловича.

Во время русс ко-шведе кой войны 1656—58 гг. торговые отношения между обоими государствами вновь прекратились. Царским указом шведский двор был передан Валдайскому Иверскому монастырю. В 1661 г. был подписан мирный договор между Россией и Швецией, и в мае 1664 г. шведский гостиный двор в Новгороде возобновил свою деятельность, просу¬ ществовав до конца XVII века. С началом Северной войны в 1701 г. шведский двор в Новгороде прекратил свою деятельность и уже никогда более не возобновлялся91.

Православно-лютеранские отношения на берегах Невы (XVII в.) Невские берега, лежавшие на пути «из варяг в греки», издавна обживались новгородцами, ко¬ торые селились здесь рядом с финским населением. Еще в «Хронике Эрика» отмечалось, что русские имели на реке Охте при ее впадении в Неву «удобный порт».

С давних времен эти земли принадлежали Новгороду и носили название Вотской пятины. После Столбовского договора 1617 г. Вотская пятина отошла к Швеции и стала называться Ингерманландией. После заклю¬ чения Столбовского договора русские жители Ингерманландии по-прежнему могли беспрепятст¬ венно исповедовать Православие. По словам церковного историка XIX в., шведская админист¬ рация, «приобретши столько новых владений и в них немалое число христиан православного исповедания, не упускала из виду их церковных отношений; напротив, при всех сношениях с Россией испрашивала им позволение ведаться по церковным делам у русских епископов — священникам, диаконам и чтецам приходить в Россию за поставлением, мирянам за благосло¬ вением, получать от русского епископа антиминсы и ходить на поклонение к святым местам русской земли»92.

В 1618 г. шведский посол в Москве Густав Стенбук уведомил русское правительство о том, что православное духовенство, жившее в землях, находившихся под управлением шведской администрации, может «для ставления и благословения к новгородскому митрополиту при¬ ходить, и митрополиту бы их принимать и благословлять и разрешать в духовных делах попрежнему»93.

Вскоре после этого Новгородский митрополит Макарий обнародовал обращенную к право¬ славным жителям Ингерманландии грамоту, в которой, в частности, говорилось следующее:

«Аще и под державою есте иного владетеля и короля, но несть достойно разлучатися вам духов¬ ного порождения… Не отреваю вас приходити ко мне и, по превосходящему нашему чину, благословение и прошение во всяких духовных делах от нас приимати и антиминсы и вся, яже церквам Божиим в лепоту подавати вам хотим… Благочестивая вера притеснения никому не творит, но паче всем всюду благословение простирает»94. Новгородский архипастырь забо¬ тился и о практических потребностях клира, несшего свое послушание в уступленных Шве¬ ции землях. Священников, отправлявшихся в карельские уезды, наделяли богослужебными книгами, служебниками и требниками.

Порядок взаимоотношений с «зарубежным» духовенством по делам церковного управ¬ ления был определен особой царской грамотой, согласно которой все практические связи новго¬ родского митрополита с русскими верующими Ингерманландии должны были осуществляться через представителей гражданской власти — русской и шведской, а сам митрополит был устра¬ нен от этих дел, потому что он «человек духовный и чину великого и ему с иноземцы ссылаться не пригоже»95.

По Столбовскому договору было определено, что из Ингерманландии в Россию могут пе¬ реселяться только монахи и те люди, которые не желали переходить в шведское подданство.

Прочие же жители, именно — приходские священники и крестьяне, должны были оставаться под властью шведского правительства96.

Особый интерес представляет обзор русско-шведских церковных связей в невских зем¬ лях — там, где впоследствии была основана столица Российской империи Санкт-Петербург.

В 1632 г. Густав Адольф издал грамоту об основании на реке Неве в устье реки Охты, на месте старинного новгородского села Невское устье97, города, который был назван Нюэсканцем (Ниэншанцем), то есть «Невским укреплением». Город быстро заселяли переселенцы: шведы, нем¬ цы, финны. Население собственно Ниэншанца (Канцев), не говоря уже о предместье, было, по-видимому, в основном русское. Русские православные жители строились в городе, но не

считались горожанами: они не хотели принимать лютеранскую веру. Горожанами являлись шведы, но их было не так много. Например, в 1691 г. в городе 100 домов из 200—2,50 принадле¬ жало шведам, а остальные — русским98. В Ниэншанце, кроме финского, шведского и немец¬ кого, находился также и православный приход”.

Кроме того, в XVII в. на левом берегу Невы было предместье Канцев — старинное новго¬ родское село Спасское с церковью Спаса. Церковь стояла примерно там же, где ныне находится Смольный собор. На шведской карте 1698 г.100 имеется ее изображение. На рисунке ясно вид¬ ны храм, увенчанный куполом-луковкой с крестом, притвор с крестом и алтарная часть с крес¬ том. Спасская церковь весьма напоминала церковь св. Димитрия Солунского в Старой Ладо¬ ге (XVII в.).

Для своего времени Ниэншанц был крупным межцерковным центром, где населявшие его жители — православные и лютеране, миряне и духовенство — поддерживали повседневные практические отношения. Правда, иногда между православными жителями Ингерманландии и шведской лютеранской администрацией возникали нестроения. Так, в 1640 г., когда церков¬ ные связи местного населения с Новгородом стали затруднительны, многие православные жи¬ тели Ингерманландии направили шведскому правительству просьбу, с которой они обраща¬ лись к шведским властям и прежде о разрешении посвятить для них епископа или митропо¬ лита в Белоруссии, потому что в противном случае они должны были бы отправить какоголибо кандидата в Константинополь для принятия посвящения от Константинопольского патриарха101.

Представители шведской администрации в ответ на эту просьбу заявили, что шведское правительство не может допустить, чтобы православные жители искали епископа или священ¬ ников вне шведских владений и что тот епископ, который в скором времени будет назначен в Ниэншанц или в Нарву, получит право посвящать в священный сан избранных самими при¬ хожанами способных и сведущих людей |02. Между тем в замке Або (Турку) с 1639 г. нахо¬ дился русский монах, которому Константинопольский патриарх благословил быть архиепис¬ копом в Ингерманландии и которого предполагали отправить из Або на данцигском судне103.

Таким образом, в эти годы шведская администрация стремилась держать под контролем церковно-административное устройство подвластных ей русских православных приходов.

18 июня 1661 г. между Швецией и Россией был заключен Кардисский мирный договор; со¬ стоялся обмен текстами «мирных актов». Это событие принесло некоторое облегчение право¬ славным христианам, жившим по-прежнему под властью шведской администрации. Карл XI (1660—1697), подтверждая в 1662 г. права и привилегии, данные Густавом Адольфом право¬ славным христианам шведских городов, позволил православным строить новые храмы, а также избирать священников из своих «землян, которые самим им любо» или вызывать православное духовенство из-за рубежа. Через 2 года тот же король выдал новую грамоту православным христианам, в которой предписывалось: «веры своей попов и божественного пения вольно дер¬ жать»104.

Но, не прибегая к насильственному обращению православных подданных в лютеранство, король обещал «особно свою милость тем, кто захочет принять прямую евангельскую (люте¬ ранскую. — А. А.) веру, что в Свей, или робят своих в тую же веру предать»105. Попытки швед¬ ской администрации обращать православных христиан в протестантизм вызвали озабочен¬ ность духовных властей Новгорода. Дело осложнялось тем, что, пользуясь вновь открывшейся возможностью, зарубежные православные жители приходили теперь из Ингерманландии в Новгород, чтобы поклониться мощам новгородских святых и помолиться в Софийском соборе.

Царским указом было рекомендовано таких богомольцев испытывать в их верности Правосла¬ вию: «не пошатнулись ли которые в вере и не пристали ли к лютеранской вере. Если кто окажется твердым в вере, такого пускать к церквам.., а которые пристали к люторской вере, тех и на посад не пускать, и того бы есте однолично остерегали, чтобы нашей христианской вере пору¬ гания не было»106.

Шведские авторы XVII в. о Новгороде По мере развития межгосударственных отношений между Россией и Швецией углублялись и церковно-литературные связи между обеими странами. Но до XVII в. они носили эпизодиче¬ ский характер. Известно, например, что выдающийся немецкий печатник последней четверти XV в. Бартоломей Готан, уроженец Магдебурга, в 1486—1487 гг. работал в Швеции, а в 1493 г.

перешел на русскую службу, прибыл в Новгород и некоторое время подвизался при дворе архиепископа Новгородского Геннадия. Бартоломей Готан сыграл определенную роль как в учреждении книгопечатания в России, так и в развитии русско-шведских культурных связей1″7.

В XVI в. о России писал шведский архиепископ Олаус Магнус (1490—1557) в своем сочи¬ нении «История северных народов» (Historia de gentibus septentrionalibus. Romae, 1555). Но сведения о религиозном быте русского народа, приводившиеся в этом сочинении, носили отры¬ вочный характер.

Спустя несколько десятилетий другой шведский историк — Петр Петри (1570—1622) уже уделил особое внимание религиозной стороне жизни России. Исполняя поручения шведского правительства, он пробыл в России с 1602 по 1606 г., затем вернулся на родину, а впоследст¬ вии — в 1608 и 1611 гг. — снова приезжал в Россию. В 1615 г. он издал в Стокгольме сочине¬ ние под названием «Regni Moscovitici sciographia» (на латыни, а также на шведском языке), а в 1620 г. в Лейпциге был опубликован немецкий перевод этого сочинения. Этот труд разде¬ ляется на 6 глав, и 6-я глава полностью посвящена описанию русского религиозного быта. Во время своего пребывания в России автор имел возможность путешествовать по русским зем¬ лям, и это помогло ему составить подробное описание тех городов, в которых он побывал. Боль¬ шое место в сочинении шведского автора уделяется древнему Новгороду, многочисленные храмы которого, несомненно, поразили его воображение. Сначала П. Петри приводит краткие исторические сведения о Великом Новгороде (Newgarten), который до 1477 г. был один из че¬ тырех главнейших промышленных городов в Европе, каковы: Берген в Норвегии, Визби (Висбю. — А. А.) на Готланде и Антверпен в Брабанте (ныне — в составе Бельгии)108. «Потом, — продолжает автор, — его разорил Иван Грозный в 1477 году; он отправился туда сам, благо¬ даря содействию и старанию митрополита, под тем предлогом, что новгородцы хотели отсту¬ пить от русской веры и принять римско-католическое учение и жить в эюм исповедании; он хотел удержать их от того, чего в самом деле не было»109.

Далее П. Петри переходит к описанию Новгорода как крупного православного центра России, отмечая, что «по всему городу несколько сотен церквей, монастырей и часовен, очень красиво построенных из дерева и камня, по русскому способу постройки. Колокольни большей частью обиты листовой желтой и красной медью и позолочены ярким чистым золотом; на них несколько тысяч колоколов, больших и малых; самый большой принадлежит церкви св. Софии.

В крепости этого города имеет свое пребывание митрополит, первый после патриарха, по его значению и сану. Он имеет в Новгороде такую же распорядительную и разрешительную власть по церквам и монастырям, как и патриарх в Москве. Без его согласия нельзя никого выбрать в патриархи, также и венчать на царство великого князя; при этом должен находиться митро¬ полит и дозволять венчание со всеми обрядами»110.

Шведский автор, по-видимому, имел возможность побывать и во Пскове, имевшем давние исторические связи с Новгородом. Но, говоря о храмах Пскова, П. Петри лишь кратко отметил, что «в городе и за городом построено много прекрасных монастырей и церквей из кирпича, с высокими колокольнями и шпицами”1; здесь же он упомянул и о древнем Псково-Печерском монастыре: «в одной миле”2 от Пскова находится прекрасный монастырь Печерский (Реzuer)»”.

И, наконец, в сочинении П. Петри имеется упоминание о Соловецком монастыре, кото¬ рое, по-видимому, было приведено здесь со слов русских паломников, побывавших в этой оби¬ тели, расположенной на одном из островов в Белом море. «Соловки — остров в 20 милях от твер¬ дой земли, — пишет автор, — на нем построена церковь св. Николая с прекрасным мужским монастырем. Все монахи ведут такую набожную и святую жизнь, что считают великим грехом пускать в монастырь женщин»”4.

Книга П. Петри стала первым историческим сочинением о Московии на шведском (а не только на латинском) языке, что способствовало распространению в Швеции знаний о ее вос¬ точном соседе. Она оставалась ценным пособием и для русских читателей в течение многих лет.

Так, например, гениальный русский ученый М. В. Ломоносов, будучи в Марбурге и Фрейберге в 1736-1741 гг., на свои крайне ограниченные средства приобрел там «книгу по русской исто¬ рии шведского посланника в России Петра Петрея».

Определенный вклад в развитие русско-шведских церковных связей внес Матвей Шаум, который, подобно Бартоломею Готану, имел немецкое происхождение. М. Шаум служил в шведской армии до конца 1615 г. и участвовал в походе шведов на Россию. Получив увольне¬ ние, М. Шаум из Швеции возвратился в Германию и здесь вскоре издал свое сочинение; впер¬ вые оно было напечатано в Ростоке в 1614 г. в типографии И. Фусса. Он посвятил свою работу шведскому королю Густаву Адольфу. В середине прошлого столетия этот труд был опубликован на русском языке под названием «Tragedia Demetrio-Moscovitica» («История достопамятных происшествий, случившихся со Лже-Димитрием, и о взятии шведами Великого Новгорода. Со¬ чинение Матвея Шаума, 1614 года»)” 5.

По своей вероисповедной принадлежности М. Шаум был лютеранином, и это ясно просле¬ живается в его сочинении. Так, он повествует о том, как в 1611 г. шведские войска осадили и взяли Новгород: «25 июля (1611 г.), в день апостола Иакова, новгородцы совершенно преда¬ лись покровительству короля шведского и признали своим великим князем одного из двух — герцога Густава Адольфа, или Карла Филиппа, кого бы ни получили, присягнули и покля¬ лись»”6. С удовлетворением сообщая об этом событии, М. Шаум делает следующий вывод:

«Отныне мы не как прежде, уже не противу москвитян, но за москвитян должны молить Бога»117.

В своей оценке случившегося автор исходил не только из военно-стратегических соображе¬ ний, но и усматривал в этом событии промыслительное значение. «Хотя его королевское велиНОВГОРОД ВЕЛИКИЙ И СКАНДИНАВИЯ чество и наш главнокомандующий имели свои политические причины н намерение воевать, — писал М. Шаум, — но Господь Бог имеет между тем Свою пользу и скрытые причины, и упо¬ требляет нас к распространению своей Церкви и прославлению Своего имени»”8.

Впоследствии новгородцы сумели отстоять независимость своих земель, сохранив вер¬ ность Православию и московскому правительству. И тем не менее сочинение М. Шаума являет¬ ся одним из интересных памятников в истории русско-шведских церковных связей.

В 1673 г. к царю Алексею Михайловичу было отправлено шведское посольство. Задачей этого очередного посольства было приведение в исполнение некоторых статей Кардисского до¬ говора”9. В составе посольства находился Эрик Пальмквист, который по возвращении в Швецию составил записки об увиденном в России. Эта рукопись более двух столетий хранилась в Сток¬ гольмском государственном архиве и только в 1898 г. была напечатана120. В этом сочинении

Э. Пальмквиста имеются рисунки, карты и топографические планы древних русских городов:

Новгорода, Пскова, Торжка, Твери и др. Одна из схем, составленных автором, — это план Псково-Печерского монастыря. Вот как описывает его автор: «Печоры расположены на высо¬ ком и плоском холме в форме прямоугольника, окруженного толстыми и довольно высокими стенами и башнями. Посредине монастыря течет маленький ручей, по имени Белая, вытекающий прямо перед стеной с северной стороны из прекрасного и чистого источника»121. Среди других башен монастыря находились Богородицкие врата, которым, по словам автора, приписыва¬ лось большее значение, чем прочим башням, так как «на них находится образ Божией Матери, помощью которого поляки были однажды отбиты отсюда»122. У Пальмквиста есть заметка и о монастыре св. Николы Столобенского близ Вышнего Волочка. «В 123 этом монастыре, — пишет Пальмквист, — живут 7 монахов, все беглецы из Ингерманландии», то есть из новгородских земель, уступленных Швеции в 1617 г.

Швеция и Тихвинский монастырь в XVII в.

Тихвин, наряду со Псковом, был крупным православным центром, входившим в сферу влия¬ ния Новгорода. Его жители поддерживали тесные торговые связи как с Новгородом, так и со Швецией и с городами, находившимися под управлением шведской администрации. Эти свя¬ зи осуществлялись русскими людьми, ездившими по воде и по суше в Ниэншанц и Стокгольм, а также шведскими подданными, приезжавшими в Тихвин. Ввиду того, что Тихвин до 1773 г. яв¬ лялся монастырским посадом, его управление находилось в ведении монастыря.

В отечественных архивах сохранились многочисленные сведения, охватывающие все мно¬ гообразие отношений между жителями Тихвина и шведами124. Можно привести некоторые све¬ дения о церковных аспектах этих связей. Так, к октябрю 1675 г. относится челобитная архи¬ мандрита Тихвинского монастыря Макария в новгородскую приказную палату о выдаче проез¬ жей грамоты в Швецию монастырским насельникам для закупки церковного вина, железа, писчей бумаги и соли125.

«В доме Пречистые Богородицы великая нужда на церковное строение и каменному делу на связи нет железа протового и чем главы (купола храма. — А. А.) обить белого железа и соли и писчие бумаги и церковного вина, а купить, государь, кроме свитцкого рубежа, такова монас¬ тырского запасу негде»126, — так мотивировалась просьба архимандрита Макария.

К мак) 1678 г. относится другой документ подобного содержания; что челобитная тих¬ винских посадских людей Новгородскому митрополиту Корнилию об отпуске с ними на время их торговой поездки в Стокгольм священника для совершения богослужения. Эта просьба была удовлетворена и «для божественного правила и для исповеди и смертного ради часа для прича¬ щения душ христианских… велено отпустить… с Тихфины белого попа Ивана Яковлева сына Давыдова»127.

Швеция поддерживала отношения не только с Тихвинским монастырем, но и с другими мо¬ настырями, расположенными в новгородских землях. Так, в 1660 г. в Стокгольм ездили крестья¬ не вотчин Иверского (Валдайского) монастыря «Кирилка Терентьев с товарищи»128. Были по¬ добные отношения у шведов и с приладожским Александро-Свирским монастырем, у стен ко¬ торого происходил торг со шведскими подданными.

Межцерковные отношения в приграничных землях в XVII в.

На протяжении нескольких десятилетий шведская администрация, управлявшая землями, вошедшими в состав Швеции, старалась укреплять свое влияние в разных сферах жизни, в том числе и религиозной. Это относилось в первую очередь к тем землям, которые ранее входили в сферу влияния Новгорода, — Карелии и Вотской пятины (Ингерманландии).

Но, несмотря на попытки, предпринимавшиеся шведским правительством к обращению в лютеранство православных жителей Ингерманландии, они все же составляли самую значи¬ тельную часть народонаселения области и во всем следовали православным обычаям, хотя собственно русских по происхождению там было не так много.

Такие же меры предпринимались в последней четверти XVII в. суперинтендентом Гецелиусом (1651 — 1689). Было обнародовано ранее принятое постановление (впоследствии подтвержденное и Карлом XII) об освобождении от податей тех православных христиан, ко¬ торые примут лютеранское вероучение. Чтобы легче достигнуть этой цели, шведские церков¬ ные власти вскоре установили новое разделение приходов, причем те из них, в которых употреб¬ лялся русский язык, сохранили права и преимущества, предоставленные православным по Столбовскому договору 1617 г. Все остальные прихожане, говорившие по-фински, были отде¬ лены и причислены к разряду лиц, исповедующих лютеранскую веру. Число таких семейств, отделенных от православных приходов, доходило до трех тысяч.

Все эти меры вызвали противодействие православного населения Ингерманландии. Мно¬ гие жители обратились с жалобами к русскому правительству, которое дипломатическим путем потребовало от шведского правительства соблюдений условий мирного договора относительно свободы веры в находившихся под властью Швеции землях.

Для Швеции было важно сохра¬ нить дружбу с Россией. В 1684 г. в Москву прибыло шведское посольство с объяснением, что правительство Швеции ничего не знало о притеснениях, на которые жаловались православные жители Ингерманландии, но что если эти факты подтвердятся, то насилие будет немедленно прекращено. Вскоре были сделаны соответствующие распоряжения, но временное облегчение получили только те православные, которые говорили по-русски. Что же касается остальных православных жителей, которые не говорили по-русски, то они по-прежнему подвергались влия¬ нию прозелитизма. В 1686 г. суперинтендент Гецелиус составил в Стокгольме «увещание ко всем тем, которые, хотя говорят по-фински, до сих пор придерживались к русским церквам и к их священникам». В следующем году это воззвание было напечатано на финском языке для распространения среди православных жителей как Ингерманландии, так и Карелии. Противо¬ действие прозелитизму в этих землях не прекращалось и впоследствии, что, несомненно, 129 облег¬ чило Петру I освобождение этого края и возврат его в состав России в 1702—1704 гг.

НОВГОРОД И НОРВЕГИЯ

При освещении истории церковных связей Новгорода с Норвегией необходимо учитывать, что после Кальмарской унии 1397 г. Дания, Швеция и Норвегия составляли триединое госу¬ дарство под властью датских королей. После отделения в 1523 г. Швеции сохранилась уния Да¬ нии и Норвегии, причем в 1536 г. Норвегия была лишена внутренней автономии и стала частью датского государства. Но, несмотря на политические подчинение датской власти, Норвегия в XV—XVII вв. фактически продолжала быть отдельной страной. Поэтому в настоящем обзо¬ ре церковные связи Новгорода с Данией и с Норвегией рассматриваются раздельно.

Общность начальной церковной истории Руси и Норвегии кратко и образно охарактеризовал один из русских публицистов, побывавший в Норвегии в конце XIX в. «Ставангер — город ста¬ ринный, ровесник Новгороду, пожалуй, даже старше его… Он заслуженно привлекает путешест¬ венников, и не только потому, что стоит у входа в мир фьордов. Там есть большая церковь, стоя¬ щая с самого введения христианства, с X века. Норвежцы крестились почти в одно время (995 г.

по Р. X.) с нами, русскими»130.

В древней Ладоге не раз находили приют норвежские короли, изгнанные из страны во время междоусобиц: Олаф, сын Трюггви (годы правления 994—1000 (999)); Олаф, сын Харальда (1013(1015—1028); его сын Магнус (1034-1035—1046(1047))|31. Близкие отношения между Норвегией и Русью поддерживались и при Гаральде III Грозном (1047—1066), брате св. Олафа.

После гибели брата в 1030 г. в сражении при Стикластадире Гаральд бежал на Русь к киевскому князю Ярославу Мудрому (1015—1054)132 и был поставлен во главе варяжской дружины. Про¬ быв после этого около 10 лет в Византии на военной службе у византийского императора, Га¬ ральд в 1042 г. вернулся на Русь и женился на Елизавете — дочери Ярослава Мудрого. О его отъезде из Новгорода в 1043 г. с женой Елизаветой сообщается в древней исландской саге. Там говорится, что, проведя зиму у князя Ярослава, «весной собрался он 133путь из Хольмгарда в (Новгорода. — А. А.) и отправился в Альдейгьюборг (Ладога. — А. А)», а оттуда — в Шве¬ цию. И в дальнейшем Гаральд III в своей церковной политике ориентировался на Византию и Православную Церковь, представители которой в это время побывали даже в далекой Ислан¬ дии134.

Память о пребывании Гаральда в Новгороде отразилась в местной топонимике. Здесь из¬ древле имелась Варяжская улица, а на ней — так называемый «Гаральдов вымол» (пристань.—..). По словам одного современного исследователя, «обычно указанный в «Уставе о мостех»

Гаральдов вымол, связываемый с именем норвежского принца Гаральда, мужа дочери Ярослава Мудрого Елизаветы, помещают на берегу (Волхова. — А. А.) в районе Варяжской улицы»135.

В рассматриваемый период поездки норвежцев на Русь были уже обычным делом, несмотря на то, что об этом мало упоминается в источниках. (Русские письменные источники до XIV в.

вообще не содержат никаких сведений об отношениях с Норвегией). Что касается исландских саг, то в одной из них говорится, например, о норвежском мореходе Гудлейке из Агды, который «часто ездил на Русь, и потому его называли «Гудлейк Русский»136.

В эти годы норвежцы могли иметь отношения с русскими людьми и в Норвегии. Источники

НОВГОРОД ВЕЛИКИЙ И СКАНДИНАВИЯ

свидетельствуют о появлении новгородцев у побережья северной Норвегии около 1200 г., а в самом начале XIII в. — о собирании ими дани с жителей народности саами на Кольском полу¬ острове137. Ценные сведения по истории русско-норвежских связей XIII в. содержит «Сага о ко¬ роле Хаконе, сыне Хакона»138. К этому времени норвежцы уже знали путь из Беломорья в цент¬ ральные русские земли, во Владимиро-Суздальское княжество. Один из участников упоминае¬ мого в саге плавания — норвежеиОгмунд (из Spanheimr) в 1222 г. из Беломорья отправился че¬ рез Суздаль (Sursdalir) «в Хольмгарды (Новгород. —..), а оттуда восточным путем на мо¬ ре, и не останавливался, пока не приплыл в Jorsalir (Иерусалим. —..). Вернулся он оттуда обратно в Норвегию, и поездка его прославилась»139. Путь, который был избран Огмундом для поездки в Святую Землю, еще раз свидетельствует о тесных русско-норвежски связях в XIII в.

С XII в. скандинавы обычно ездили в Палестину иными, западноевропейскими путями, но тем не менее Огмунд отправился в путь не из своей родной страны, а из Новгорода.

Еще одно важное свидетельство, касающееся истории связей Новгорода с Норвегией, со¬ держится в саге о Хаконе. В 1251 г., как говорится в саге, в Норвегию из Новгорода от великого князя Александра Невского прибыло посольство, во главе которого стоял «витязь Михаила».

«В ту зиму, когда Хакон конунг сидел в Трондгейме, прибыли с востока из Гардарики (Русь. — А. А.) послы Александра, конунга Хольмгарда (Новгорода. —..); звался Микьял, и был рыцарь, тот, кто стоял во главе их. Жаловались они на то, что делали между собой чиновники Хакона конунга на севере в Марке (Финмаркен, земля саами. — А. А.) и с востока кирьялы (ка¬ релы. — А. Л.)»141.

Предметом переговоров были трения, которые происходили в Финмаркене между норвеж¬ скими сборщиками дани и карелами. Переговоры проходили успешно. Весной того же года ко¬ роль отправил норвежских послов в Новгород, где они заключили соглашение относительно рус¬ ских и норвежских областей в Финмаркене. Вот что говорится об этом в саге Хакона: «Хакон конунг решил так: послал мужей на Трондгейм весной, и поехали на восток в Хольмгард вмес¬ те с послами Александра конунга; стояли во главе их Виглейк, сын священника, и Боргар. По¬ ехали они в Бьоргюн (Берген, Норвегия. —..), а оттуда восточным путем. Прибыли они ле¬ том в Хольмгард, и конунг принял их хорошо; и установили они тут же мир между своими дан¬ ническими землями так, чтобы не нападали друг на друга ни кирьялы, ни финны»142.

У новгородских послов была еще одна цель — сделать брачное предложение дочери Хакона от имени сына Александра Невского: им было поручено «повидать госпожу Кристин, дочь Ха¬ кона конунга, потому что конунг Хольмгардов велел им узнать у конунга, не отдаст ли он госпожу ту замуж за сына Александра конунга», сообщается в саге Хакона. Но эти намерения, сви¬ детельствовавшие о желании князя Александра Невского укрепить русско-норвежские отно¬ шения, не смогли быть осуществлены из-за татаро-монгольского нашествия. Как сообщается в той же саге, «в то время было немирье великое в Хольмгарде; напали татары на землю конун¬ га Хольмгардов. И по этой причине не поминали больше о сватовстве том, которое велел на¬ чать конунг Хольмгарда»144.

Но, несмотря на это, сага свидетельствует о том, как в далекой саамской тундре встретились интересы Новгорода и Норвегии, как проходили переговоры и был заключен русско-норвежский договор, текст которого, к сожалению, не сохранился.

Следует отметить, что в начале XIX в. в русско-норвежских научных кругах стало известно о еще более древней грамоте, в которой руническими буквами в отдельных статьях были оговорены рубежи между владениями Норвегии и Руси. Эта грамота была обнаружена в рукописном кодексе «законов боргартингенских, норвежских»145. В конце этого кодекса ученым Иоанном Спарфенфельдом было собственноручно записано: «По благосклонности почтенного господина Николая Халфарда, Гиерненской церкви в Норвегии трудолюбивейшего пастора, пожертвован сей кодекс законов норвежских Иоанну Спарфенфельду в Шеене, 9 августа 1677 года»146.

Внук Иоанна Спарфенфельда — Яков Спарфенфельд в 1774 г. подарил шведской гимназии в Вестеросе доставшиеся ему от деда 12 славянских книг; среди них были 4 рукописных сборника и древняя руническая грамота147. По мнению русского исследователя П. Буткова, изучавшего текст этой грамоты в первой половине XIX в., она «составлена в продолжение свя¬ зей государей русских с королями норвежскими»148, то есть в конце X — первой половине XI в.

В результате продолжавшегося освоения побережья русскими и норвежскими поморами к началу XIV в. в районе Варангер-фьорда сложилась фактическая граница русских и норвежских интересов, и, по договору Новгорода с Норвегией от 1326 г., эта граница была официально признана обеими сторонами. С этого времени Русь и Норвегия стали пограничными государствами149.

Интересны обстоятельства, связанные с заключением этого договора. Со стороны норвежцев его подписание санкционировал правитель Эрлинг, а с русской — Новгородский епископ Моисей. В 1326 г. норвежским королем официально считался тогда 10-летний шведский король Магнус, сын Эрика, живший в Стокгольме, но фактически во главе Норвегии стоял правитель Эрлинг, сын Видкуна. Что касается Руси, то московский князь Юрий Данилович, под покрови¬ тельством которого в то время находился Новгород, был убит в междоусобной войне тверским князем Димитрием в 1324 г. Поэтому договор с прибывшим в Новгород Хаконом, послом нор¬ вежского (и шведского) короля, подписал представитель Русской Православной Церкви — епископ Новгородский. Обе стороны пришли к мирному решению конфликта, несмотря на то, что папа Римский Иоанн XXII (1316—1334), чье влияние было сильно тогда в Скандинавии, призывал норвежцев к крестовому походу против «врагов креста» (булла папы Иоанна XXII от 10 февраля 1323 г.)150. Буллой от 13 августа 1326 г. папа«Иоанн XXII снова рекомендовал Эрлингу употребить для подготовки «крестового похода» половину десятины, собранной за 6 лет с Норвегии для папского престола. Но папская булла пришла слишком поздно, так как даль¬ ше приготовлений к «крестовому походу» норвежский правитель не пошел. 3 июня 1326 г., как уже было отмечено, норвежский посол Хакон заключил с Новгородским епископом Моисеем мир¬ ный договор151.

Следует упомянуть о мотивах, которыми руководствовался Эрлинг, заключая в 1326 г. до¬ говор с Новгородом. Дело в том, что при подготовке «крестового похода» встретились серьез¬ ные препятствия. В Норвегии был неурожай и государственная казна опустела. Оскудели и цер¬ ковные доходы. Поэтому Эрлинг прибег к последнему средству — обратился с просьбой о мате¬ риальной помощи к папскому престолу. Но на поездку норвежских послов в Авиньон [события происходили в период так называемого «Авиньонского пленения пап» (1305—1377 гг.)) и на об¬ ратную дорогу должно было уйти много времени, и Эрлинг не стал дожидаться ответа152.

Но как бы то ни было, между Норвегией и Новгородом в то время существовали устойчи¬ вые традиционные связи, и не случайно в договоре 1326 г. 153 говорится о том, что он заключается, «как бывало прежде между предшественниками нашими».

НОВГОРОД, ФИННО-УГРЫ И КАРЕЛЫ

Завершая обзор русско-скандинавских церковных связей, следует уделить внимание исто¬ рии взаимоотношений новгородцев с финским и карельским населением земель, входивших в сферу влияния Великого Новгорода. Хотя Финляндия и не является скандинавской страной (поскольку в это понятие включаются родственные друг другу в языковом и этническом отноше¬ нии Дания, Швеция, Норвегия и Исландия), но некоторые особенности ее развития, а именно: вхождение на протяжении веков в состав Шведского государства, тяготение к сотрудничеству со скандинавскими странами в области религиозной и культурной жизни, не говоря уже о тес¬ ном соседстве с ними, — все это позволяет изучать Финляндию наряду и в связи со скандинав¬ скими странами.

Финны и Древняя Русь (XI—XIII вв.) Связи русских христиан с финно-угорскими народностями в эпоху христианизации Руси наиболее интенсивно осуществлялись в новгородских землях и в самом Новгороде. Так, в Нов¬ городе в недавние годы найден древнейший памятник финского языка — финская берестяная грамота, лежавшая рядом с написанными по-русски154. По словам академика Д. С. Лихачева, «мирное соседство русских и карельских деревень на севере в течение тысячелетия — факт очень показательный. Соседство с русскими мери, веси, ижоры и т. д. не было окрашено кровопроли¬ тиями. В Киеве был Чудин двор — какого-то знатного представителя чуди (будущих эстонцев). В Новгороде была Чудинцева улица»155.

Первоначально Новгород подразделялся на три «конца» — Словенский, Неревский и Людин.

По-видимому, Новгород объединил в себе разноплеменные поселения, причем «Неревский ко¬ нец» был связан с финским населением156. Отдельные представители финской знати включались в состав новгородского правящего сословия; так, в 1219 г. новгородским тысяцким был избран Семен Емин, представитель родовой знати племени емь.

Со временем, когда Новгородская земля вошла в состав Древнерусского государства, ее прежняя трехчастная структура не стерлась. В XII—XIII вв. в северных и северо-восточных об¬ ластях новгородских земель по-прежнему преобладало финноязычное население. Так, по сви¬ детельству одного письменного источника XVII в., в Кексгольме (соврем. Приозерск. — А. А.) до XIV в. финны «с русскими были настолько соединены, что трудно сказать, на чьей стороне была высшая власть».

Как известно, финны были обращены в христианство шведскими миссионерами. Но среди слов церковного обихода, заимствованного ими от шведов, в финском языке встречаются такие слова, как Raamattu (Библия) (от русск. — грамота), risti (крест), pappi (non, священник) и другие. В этом можно видеть следы контактов финнов с новгородскими православными миссио¬ нерами до появления среди финнов католичества. Это подтверждается и археологическими рас¬ копками, проведенными в местах расселения финнов и соседних с ними карел. В финских погре¬ бениях XI—XIII вв. обнаружены крестики, имеющие как византийское, так и славянское про¬ исхождение. Эти атрибуты Православия попадали в Финляндию разными путями. По мнению современной финской исследовательницы Хирвилуото Анны-Лиизы, «возможно, что эти изделия были привезены сюда из района Рижского залива или через его посредство… Район Рижского залива занимал господствующее место в то время в торговле, направленной по Западной Двине и Днепру в области славяно-русской культуры. Важным исходным пунктом этой торговли яв¬ лялась Киевская держава. Оказавшиеся в Финляндии византийские находки, видимо, были вве¬ зены в страну при посредстве двинских купцов»158.

Но связи между Финляндией и районом Рижского залива осуществлялись лишь в эпоху викингов и крестовых походов. Оживленный обмен между Финляндией и этим регионом был прерван, когда в начале XIII в. немецкий рыцарский орден захватил Ригу. И тем не менее пред¬ меты православного Востока продолжали попадать в Финляндию, и осуществлялось это, как и ранее, через новгородские земли. Речь идет, в частности, о медных крестиках с желтой выемча¬ той эмалью, которые широко представлены в памятниках Древней Руси. Имеются основания утверждать, что изготавливались они на Киевщине в XI — начале XIII в. Подобный крестик найден в Финляндии (Хоймионмяки). Более многочисленную группу находок на территории Финляндии образуют равноконечные крестики-привески с рельефным орнаментом на лицевой стороне. Такие крестики были широко распространены в лесной зоне Руси, где, очевидно, находилось место (или места) их изготовления.

Из Кеволы происходит серебряный двусторонний крест-складень, на лицевой стороне которого изображено Распятие. Подобные кресты имеются в собраниях древнерусской мелкой пластики, в том числе найденные в Новгороде, на Киевщине и в различных курганах. Найденный в Таскула крестик с изображением Распятия имеет ближайшие аналогии в Новгороде. Некоторые предметы христианского культа из памятников Финляндии имеют византийское происхождение, но связаны с Русью и проникали на север через новгородские земли159. Таким образом, анализ распространения предметов христианского культа на территории Финляндии показывает, что первоначальное христианство в землях еми и суми, прежде всего, связано с древнерусским влия¬ нием и относится к XI в.

Ценные находки предметов христианского культа древнерусского происхождения сделаны и в землях корелы. Христианство в земли корелы пришло позднее. Первые находки христиан¬ ского культа здесь датируются XII—XIII вв., а Лаврентьевская летопись сообщает, что корела была крещена князем Ярославом Всеволодовичем в 1227 г. Как свидетельствуют археологиче¬ ские материалы, корела целиком входила в сферу новгородского влияния, в том числе и церков¬ ного. Это подтверждают исследования, проведенные в Приозерске в 1970-х гг. В 1976 г. при раскопках здесь были найдены янтарные и бронзовые нательные крестики XIII—XIV вв. Такие изделия во множестве расходились из Новгорода не только на Руси, но и попадали к народам юго-восточной Прибалтики и Финляндии. Там же были найдены две печати с изображением Богоматери «Знамение»; на обороте печати был изображен сложный восьмиконечный крест160.

Распространение предметов православного культа в Финляндии осуществляли новгородские купцы, регулярно посещавшие эти земли. Места остановки новгородцев, как установили историки и лингвисты, находились как в Финляндии (Турку), так и в Швеции (Висбю, Сигтуна).

Еще несколько десятилетий тому назад было высказано предположение, что название самого древнего города Финляндии — Турку, вероятно, происходит от древнерусского слова «торг», которое означало место торговли.

Влияние новгородцев в финских землях было настолько большим, что это вызывало оза¬ боченность римо-католических миссионеров, осуществлявших христианизацию Финляндии.

И не является случайностью тот факт, что, например, в 1229 г. папа Григорий IX запрещал финнам торговлю с новгородцами, указывая на то, что они препятствовали распространению католичества в Финляндии; он поручил рижскому епископу «действовать убеждениями и своей церковной властью на купцов».

Финляндия и Россия в XIV—XVII вв.

В рассматриваемый период Финляндия входила в состав Шведского государства, и в доку¬ ментальных источниках, относящихся к этой эпохе, в основном содержатся сведения о русскошведских связях. Тем не менее русско-финские церковные связи также продолжали осуще¬ ствляться, но на местном, региональном уровне. В местах поселения русских, финских и карель¬ ских христиан были основаны Валаамский (XII в.) и Коневецкий (XIV в.) монастыри.

В силу различных причин местные православные христиане часто были вынуждены жить в инославном окружении. Так, в шведских податных списках крестьян (от 1571 г.) губернии Саво (соврем, центр — г. Миккели) встречается много русских фамилий; таковы, например: Ильины, Карпины, Козьмины, Тихоновы и т. п. Крестьяне, носившие эти фамилии еще в XIV в., были лиоо потомками тех карел, которые жили здесь до уступки новгородцами этой об¬ ласти шведам в 1323 г. по Ореховецкому договору, либо потомками карел, бежавших сюда после их восстания против Новгорода в 133/ г.162 В годы интенсивного развития русско-шведских отношений духовенство Финляндии не оста¬ валось в стороне от этого процесса и проявляло большой интерес к его развитию. Это явствует, например, из письма, направленного в 1513 г. Арвидом Курком, епископом Або (Турку), швед¬ скому правителю Стену Стуре Младшему (1512—1520) по поводу посылки в Россию Нильса Эскельсона с товарищами.

Как известно, отношения России со Швецией складывались на протяжении нескольких столетий по-разному и порой омрачались военными столкновениями. И тем не менее это не отражалось на отношениях русских и финских христиан, живших вдоль границы шведских и новгородских земель. В 1612 г., во время похода шведских войск в Карелию, здесь же по инициативе пограничного населения между местными властями и подчиненной шведам северной Эстерботнии, с одной стороны, и русской администрацией в поморских волостях, а также игуменом Соловецкого монастыря — с другой — было достигнуто локальное пограничное перемирие. Шведские и русские местные власти «накрепко заказали своим служилым людям, чтобы они жили смирно и задоров никоторых не чинили»164.

Но, кроме тягот, связанных с войнами, в те времена местное православное население испы¬ тывало также и лишения духовного характера со стороны шведской администрации. По мне¬ нию финского историка В. Салохеймо, «духовный гнет был главнейшей, постоянно действующей причиной бегства карел (с финских земель), тогда как экономический гнет оказывался лишь побочным фактором». Признавая массовый характер переселения карел в Россию в XVII в., финские авторы справедливо отмечают, что из-за разрозненности источников невоз¬ можно определить его точные масштабы. По данным сохранившихся списков переселенцев, составленных до 1652 г., в Россию ушло более 1800 семей, или около 10 тысяч человек. Русскошведская война 1656—1658 гг. стала кульминационным моментом в переселении карел в Россию.

Финские историки при определении численности переселенцев в эти годы обычно ссылаются на сведения 1657 г., согласно которым из северной части Корельского уезда выселилось 4107 се’мей. По расчетам финского историка Ю. Лаппайнена, в период войны убыль православного на¬ селения в Кексгольмском лене составила около 18 тысяч человек. Финские историки признают, что карельское население почти полностью ушло в новгородские земли. Карелы оставались в большинстве только в приходах Салми, Суоярви и Иломантси и небольшими православными островками среди лютеранского финского населени в районах Сортавалы, Суйстамо и др.165.

Новгородские земли и Финляндия в XVIII в.

В 1700—1721 гг. Россия принимала активное участие в Северной войне, и русско-шведские отношения в эти годы подвергались тяжелым испытаниям. Но Северная война не помешала дру¬ жественным отношениям русских и финских пограничных жителей. Уже в первые месяцы войны определилось взаимное желание населения обеих сторон сделать локальное перемирие традиционным. В первой половине ноября 1700 г. это стало известно местным шведским вла¬ стям. О ведшихся на северной границе переговорах знало и русское правительство. Соответ¬ ствующее соглашение было достигнуто на специальной встрече представителей обеих сторон.

Устная традиция приписывает инициативу переговоров пастору одного из приходов Кая некого лена Юхану Андре Каянусу. Впоследствии, как это видно из документа, датированного ноябрем 1706 г., пограничное крестьянское перемирие неоднократно обновлялось и подтверждалось166.

Традиция заключения пограничных перемирий на северной границе России и шведской Финляндии была продолжена в конце XVIII в. С началом русско-шведской войны 1788—1790 гг. между губернатором Улеаборга (соврем. Оулу) и Каяни и русским губернатором в Петрозавод¬ ске велась переписка относительно возможности заключения локального мира в пограничных районах. Инициатива на этот раз исходила от русского православного населения, которое обо¬ сновывало свои предложения прецедентами прежних времен167.

В ходе Северной войны России были возвращены исконные новгородские земли, входившие до этого в состав Швеции. На этих землях вместе с православными христианами жили и лютера¬ не. Русская администрация проявляла в отношении местных лютеран веротерпимость и стара¬ лась не вмешиваться во внутренние дела церковных общин. Участие Св. Синода Русской Право¬ славной Церкви в назначении пасторов на лютеранские приходы носило лишь форму правитель¬ ственного утверждения, а избрание пасторов совершалось самими прихожанами. Это явствует, например, из содержания указа от 19 июля 1721 г. «Об определении Тараниуса пастором к Сердобольской (ныне — в г. Сортавала. — А. А.) лютеранской церкви», куда хотел попасть и другой претендент — пастор Вастин. Синод обосновывал свое назначение именно Тараниуса следующим образом: «Угонимского погоста пастору Вастину при кирхе быть не велеть для того, что помянутые жители иного пастора кроме оного Тараниуса не желают»168.

В первой половине XVIII в., когда новгородские земли, входившие в состав Ингерманландии, были возвращены Петром I России, в Ниэншанце была большая шведско-финская лю¬ теранская община. Ее пастор был вместе с тем и пробстом финских окрестных сельских церквей.

При взятии войсками Петра I этого города церковь была упразднена, жители поселились в Пе¬ тербурге и образовали шведе ко-фи не кий приход. К этому приходу были причислены и швед¬ ские военнопленные, собранные сюда из других покоренных городов для построения города и крепости.

Первым пастором этой церкви был ниэншанский пастор Яков Манделин, привезенный в качестве военнопленного в Петербург. Впоследствии он был назначен пробстом всех лютеранских приходов в Ингерманландии. Шведы и финны в своей слободе образовали один приход, имели одного общего пастора и общее место для молитвенных собраний. В 1733 г. императрица Анна Иоанновна отвела для этого прихода место на Большой Конюшенной улице и пожертвовала на строительство 500 рублей. Ее примеру последовали состоятельные лютеране в Петербурге, Реве¬ ле, Риге и Нарве. Церковь была освящена 19 мая 1734 года.

В 1745 г. произошло отделение шведов от финского прихода. Они приобрели на той же ули¬ це участок земли. Сначала богослужение совершалось в частном доме, а в 1767 г. они построили каменную церковь. В 1803 г. финны-лютеране также построили каменную церковь на Большой Конюшенной улице и назвали ее храмом св. Марии.

Заключение Из обзора церковных отношений Новгорода с каждой из стран Северной Европы явствует, что связи России и ее северных соседей на протяжении веков были многообразны и охватывали сферу не только материальной, но и духовной культуры. Исторические связи Русской Православ¬ ной Церкви со Скандинавией зародились на заре существования Русского и скандинавских государств.

На протяжении нескольких столетий Новгород играл первенствующую роль в развитии этих отношений. Вхождение новгородских земель в состав Московского княжества в 1478 г. не умень¬ шило значения Новгорода как крупного духовного центра, где по-прежнему продолжалось раз¬ витие межцерковных связей. И лишь когда в начале XVIII в. в дельте Невы был основан СанктПетербург, основным местом русско-скандинавских контактов наряду с Москвой стала новая столица Российской империи.

На всем протяжении XVIII—XIX и начала XX в. С.-Петербург был основным центром поли¬ тических, торговых и культурных отношений России и скандинавских стран. В его библиотеках и музеях собрано большое количество скандинавских книг и памятников церковного искусства, в архивах — множество материалов по истории русско-скандинавских церковных отношений, которые ждут своего исследователя.

В 1970 г. в учебном центре «Синаппи» (Турку, Финляндия) состоялось первое богословское собеседование представителей Русской Православной и Финской Евангелическо- Лютера некой Церквей. Плодотворные результаты последовавших затем пяти богословских встреч («Синап¬ пи-2», 1971 г., — «Синаппи-6», 1983 г.) вызвали интерес у лютеранских богословов из скандинав¬ ских стран. Поэтому на очередном двустороннем собеседовании «Синаппи-7» (Миккели, июнь 1986 г.) среди других гостей в качестве наблюдателя присутствовал представитель Евангеличе¬ ско-Лютера некой Церкви Норвегии. Можно надеяться, что в будущем может быть осуществлено более широкое и активное участие представителей скандинавских стран в дальнейших богослов¬ ских встречах «Синаппи». Это послужит хорошим стимулом для углубленной разработки исто¬ рии русско-скандинавских церковных связей, что, в свою очередь, явится достойным вкладом в изучение духовного наследия Русской Православной Церкви.

–  –  –

1. Свердлов М. Б. Известия о русско-скандинавских связях в Хронике Адама Бременского. — «Скандинавский сборник», № XII. Таллин, 1967, с. 275.
2. См.: Макаев Э. А. Руническая надпись из Новгорода. — «Советская археология», 1962, № 3, с. 309—311; Арциховский А. В. Археологические данные по варяжскому вопросу. — В сб. «Культура Древней Руси». М., 1966, с. 40.
3. Annales Pegauenses. Ed. G. Waitz. Monumenta Germaniae Historica, s. XVI.
4. Подробнее см.: Свердлов М. Б. Известие о Руси в Пегауских анналах. — «Вестник ЛГУ», 1967, № 14, вып. 3, с. 153—155.
5. См.: Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. Под редакцией А. Н. Насонова. М., 1950, с. 22, 23, 206, 208.
6. Подробнее см.: Мавродин В. В. Начало мореходства на Руси. Л., 1949, с. 108.
7. См.: Собрание государственных грамот и договоров (СГГ и Д). Часть V. М., 1894, № 110.
8. См.: Щербачев Ю. Н. Русская историческая библиотека. Т. XVI. СПб., 1897, № 9.
9. Там же, стлб. 23—24; см. также: Казакова Н. А. Русско-датские торговые отношения в конце XV — начале XVI в. — В сб. «Исторические связи Скандинавии и России». Труды Институ¬ та истории. Ленинградское отделение. Вып. 11. Л., 1970, с. 97.
10. См.: Расмуссен. К. О книге Якова Ульфельда «Hodoeporicon Ruthenicum». Франкфурт, 1608. – «Скандинавский сборник», № XXIII. Таллинн, 1978, с. 62.
11. Путешествие его княжеской светлости герцога Ганса Шлезвиг-Голштинского в Россию в 1602 году. Публикация Ю. Н. Щербачева. ЧОИДР, 1911, кн. III, ч. 2, с. 9.
12. См.: Новгородский исторический сборник. Новгород, 1959, с. 70—73.
13. Путешествие…, с. 10.
14. Там же, с. 10—11.
15. См.: Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого. Т. II. СПб., 1853, с. 308.
16. См.: Ивана Л. И. Об участии датского резидента Бутенанта фон Розенбуша в строитель¬ стве русского флота в конце XVII в. — В сб. Исторические связи Скандинавии и России.
17. Л., 1970, с. 107.
18. См.: Щербачев Ю. И. Русская историческая библиотека, т. V. СПб., 1878, № 393.
19. См.: Устрялов Н. Г. Указ. соч., с. 308; Ивина Л. И. Указ. соч., с. 108.
20. Архив Ленинградского отделения Института истории (ЛОИИ). Фонд Иверского монасты¬ ря (181), карт. 96, д. 4, лл. 57, 60—61 (См.: Ивина Л. И. Указ. соч., с. 109).
21. Там же, карт. 97, д. 13, л. 22—23. (См. Ивина Л. И. Указ. соч., с. 110).
22. Записки Юста Юля, датского посланника при Петре Великом (1709—1711). М., 1900, с. VII (предисловие).
23. 34 Там же, с. 51.
24. 35 Австрийский генерал Георг Бенедикт Огильви (1644—1710) в 1704 г. был приглашен на службу к Петру I; в 1706 г. уволен с русской службы (Прим. авт.).
25. См.: Свердлов М. Б. Скандинавы на Руси в XI в. — «Скандинавский сборник», № XIX. Таллинн, 1974, с. 65. (В письменных скандинавских источниках Ладога называется Альдейгьюборг. — Прим. авт.).
26. См.: Славянский М. Историческое обозрение торговых сношений Новгорода с Готландом и Любеком. СПб., 1847, с. 12.
27. В Новгородской первой летописи под 1152 г. говорится о «варяжской божнице». Новго¬ родская первая летопись…, с. 29.
28. 53 Цит. по: Андреевский И. О договоре Новгорода с немецкими городами и с Готландом, за¬ ключенном в 1710 году. СПб., 1855, с. 46.
29. См.: Никитин В. А. Слава и щит Руси. «Богословские труды», Сб. 25. М., 1984, с. 289.
30. См.: Туулзе Армии и его новая книга (рецензент Вага В. Я·). — «Скандинавский сбор¬ ник», № XVI. Таллинн, 1971, с. 295.
31. См.: Ю. Ш. Два посольства при Иоанне IV Васильевиче. — «Русский вестник», 1887, № 7, с. 120; см. также: Шаскольский И. П. Устройство шведских гостиных дворов в городах России после Столбовского мира 1617 г. — «Скандинавский сборник», № X. Таллинн, 1965. с. 83—105.
32. См.: Грот Я. К- Труды, т. IV. СПб., 1901, с. 11—15. Текст Ореховецкого договора изложен в кн.: Ордин К. Покорение Финляндии. Т. 1. СПб., 1889, с. 2—4 (приложение).
33. Цит. по: Беляев И. История Новгорода Великого. М., 1864, с. 125.
34. Арсеньевские шведские бумаги 1611—1615 гг. — «Сборник Новгородского общества лю¬ бителей древности», вып. 5, июль 1911 г., с. 5.
35. 65 Микрофильмы этого архива поступили в ЦГАДА в 1964 г. (Прим. авт.).
36. Фигаровский В. А. Шведская политика в Новгородской земле в 1611—1613 гг. — В сб.
37. «Тезисы докладов третьей научной конференции по истории, экономике, языку и литературе скан¬ динавских стран и Финляндии». Тарту, 1966, с. 113.
38. Лыжин Н. П. Столбовский договор и переговоры, ему предшествовавшие. СПб., 1857, с. 85. примеч. 9.
39. Цит. по: Замятин Г. А. К вопросу об избрании Карла Филиппа на русский престол ( 1611 — 1616 гг.). Юрьев, 1913. с. 59.
40. Цит. по: «Сборник Новгородского общества любителей древности», вып. 5, с. 38, см. так¬ же: Черепнин Л. В., Шумилов В. Н. Александрова М. И. Документы по истории СССР и русскошведских отношений в архивах Швеции. — «Исторический архив», 1959, № 6.
41. Архив министерства иностранных дел. Шведские дела, 1615, № 2. Цит. по: Замятин Г. А.
42. Указ. соч., с. 134.
43. Цит. по: Петрей Петр. История о великом княжестве Московском. ЧОИДР, 1866, июль—сентябрь, ч. III, отд. IV, § 3, с. 319.
44. 77 Булгарин Ф. Летняя прогулка по Финляндии и Швеции в 1838 году. Ч. 2. СПб., 1839, с. 134.
45. См.: Русско-шведские экономические отношения в XVII веке. Сборник документов.
46. М.—Л., 1960, с. 25.
47. 79 Там же.
48. Инструкция шведского короля Густава Адольфа 1613 г. — «Действия Нижегородской губернской ученой архивной комиссии», т. XIV. Нижний Новгород, 1913, с. 12.
49. Там же, с. 15.
50. Церковь св. Николая сохранилась в перестроенном виде до наших дней на улице Вене (бывшая Русская улица) в Таллинне. Время возникновения этой церкви с точностью устано¬ вить невозможно; во всяком случае она уже существовала на этом месте в 20-х гг. XV в. (Примеч. авт.).
51. «…А в Колывани в церкве, как изстари было, держати…» (См. Русско-шведские эконо¬ мические отношения в XVII веке, с. 25, №. 1).
52. Петрей П. История о великом княжестве Московском, с. 340—341.
53. Постоянный православный храм при русском дипломатическом представительстве в Шве¬ ции был основан в 1700 г., и с этого времени богослужение совершалось для русских людей почти регулярно. (См.: Киприан, архим. Дореволюционное русское духовенство за границей.) — «Православная мысль». Париж, 1957, вып. XI, с. 100—101.
54. См.: Мулюкин А. С. Приезд иностранцев в Московское государство. СПб. 1909, с.
55. (Примеч.).
56. Во время второй мировой войны Таллиннский архив был вывезен из Эстонии и в настоя¬ щее время находится в Западной Германии (Прим. авт.).
57. Об истории православного прихода в Ревеле во времена шведского владычества см. под¬ робнее: Чистович И. История Православной Церкви в Финляндии и Эстляндии. СПб., 1856, с. 141 — 150.
58. –  –  –
59. См.: Рыбина Е. А. Шведский двор в Новгороде в XVIIB. — В сб. «IX всесоюзная научная конференция по истории, экономике, языку и литературе скандинавских стран и Финляндии».
60. Ч. 1. Тарту, 1982, с. 170—171. См. также: Рыбина Е. А. Шведский двор в Новгороде в XVII в. — В сб. «Русский город». М., 1983, вып. 6, с. 75—90.
61. См.: Рухманова Э. Д. Русско-шведская торговля по невскому пути в XVII в. и город Канцы. — В сб. «Тезисы докладов пятой всесоюзной конференции по изучению скандинавских стран и Финляндии». Ч. 1. М., 1971, с. 76.
62. См.: Колмаков П. К. Исторические загадки, связанные с жизнью, деятельностью и судь¬ бой печатника века инкунабул Бартоломея Готана. — «Скандинавский сборник», № XII. Тал¬ линн, 1967, с. 200.
63. Петри П. История о великом княжестве Московском. ЧОИДР, 1865, октябрь—декабрь, ч. IV, отд. 4, с. 47.
64. –  –  –
65. О пребывании шведского посольства в России в 1674 г. см.: Шубинский С. Н. Очерки из жизни и быта прошлого времени. СПб., 1888, с. 98—108.
66. См.: Готье Ю. Известия Пальмквиста о России. — «Археологические известия и заметки», 1899, № 3; см. также: Грот Я. К. Новооткрытый памятник русской истории на шведском языке. — ЖМНП, 1881, октябрь.
67. См.: Козинцева Р. И. Источники по истории русско-скандинавских отношений в архиве Ленинградского отделения Института истории СССР, — В сб. «Исторические связи Скандинавии и России». Л., 1970, с. 347. Большую ценность для изучения русско-шведских церковных связей имеет фонд Успенского Тихвинского монастыря, поступивший в архив ЛОИИ после закрытия этой обители в 1925 г. В фонде ЛОИИ сохранилось большое количество тамо¬ женных книг XVII в. и другие документы. См. также: Русско-шведские экономические отноше¬ ния в XVII веке, с. 16—17.
68. 125 См.: Русско-шведские экономические отношения в XVII веке. М.—Л. с. 383.
69. См. Грот Я- К. Известия о Петербургском крае.., с. 16—17.
70. Венюков М. По берегам Норвегии. — «Русская мысль», 1898, ноябрь, с. 28—29.
71. См.: Сборник «Славяне и скандинавы», М., 1986, с. 196.
72. Русскому поэту А. К. Толстому (1817—1875) принадлежит историческая баллада «Песня о Гаральде и Ярославне» (1869); в других своих произведениях А. К. Толстой тесно увязывал историю древних скандинавов с историей Киевской Руси и Великого Новгорода (Примеч. авт.).
73. См. подробнее: Рыдзевская Е. А. Сведения о Старой Ладоге в древнесеверной лите¬ ратуре. — В.: Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института истории и ма¬ териальной культуры. Вып. XI. М.—Л., 1945, с. 51—64.
74. См., Рыдзевская Е. А. Легенда о князе Владимире в саге об Олафе Трюггвасоне. — ТОДРЛ, т…—Л., 1935, с. 7—8.
75. Семенов А. И. Древняя топография южной части славянского конца Новгорода. Новго¬ родский исторический сборник. Новгород, 1959, с. 56.
76. См.: Шаскольский И. П. Экономические связи России с Данией и Норвегией в IX— XVIII вв. — В: Исторические связи Скандинавии и России. Л., 1970, с. 43.
77. Сага о Хаконе, сыне Хакона (Хаконе Старом), норвежском короле с 1218 по 1263 г., написана исландцем Стурлой, сыном Торда (1214—1284), около 1265 г. В саге о Хаконе сохра¬ нилось несколько известий по истории Руси и северных областей Восточной Европы середины XIII 139 (Примеч. авт.).
78. Цит. по: Шаскольский И. П. Экономические связи России.., с. 46; см. также с. 329.
79. См.: Рыдзевская Е. А. Сведения по истории Руси XIII в. в саге о короле Хаконе. — В: Ис¬ торические связи Скандинавии и России… с. 330.
80. Боргартинг — в Скандинавии народное собрание, сейм (Примеч. авт.).
81. Сам Иоанн Гавриил Спарфенфельд (f 1727) был также оберцеремониймейстером швед¬ ского двора; в 1685 и 1686 гг. он путешествовал по России (Примеч. авт.).
82. См.: «Вестник Европы», 1819, ч. 103, с. 73; ч. 104, с. 121.
83. Бутков П. Три древние договора руссов с норвежцами и шведами. — «Журнал мини¬ стерства внутренних дел», 1837, ч. XXIII, с. 337.
84. Текст договора Новгорода с Норвегией от 1326 г. см. в: Ордин К. Покорение Финлян¬ дии. 150 1, СПб., 1889, с. 4—6 (приложение).
85. Т.
86. Diplomatarum Norvegicum, VI. Christiania, 1863, s. 111. (См.: Шаскольский И. П.
87. Договоры Новгорода с Норвегией. «Исторические записки». М., 1945, № 14, с. 40).
88. Там же, с. 41. О находке текста договора и его анализ см. там же, с. 45—46.
89. См.: Седов В. В. Этнический состав населения Новгородской земли. — В сб. «Финноугры157 славяне». Л., 1979, с. 77—78.
90. и См.: Шаскольский И. П. Емь и Новгород в XI—XIII вв. — «Ученые записки ЛГУ», № 80.
91. Серия историч. наук, вып. 10, 1941, с. 102.
92. См.: сб. «Финно-угры и славяне». Л., 1979, с. 108.
93. См.: Седов В. В. Предметы христианского культа древнерусского происхождения в Фин¬ ляндии и Карелии. — В сб. «IX всесоюзная научная конференция по истории, экономике, языку и литературе скандинавских стран и Финляндии». Тарту, 1982, с. 195—196.
94. См.: Кирпичников А* Н. Историко-археологические исследования древней Корелы.
95. (Корельский город в XIV в.). — В сб. «Финно-угры и славяне». Л., 1979, с. 62.
96. См.: Мулюкин А. С. Приезд иностранцев в Московское государство. СПб., 1909, с. П.
97. См.: Крохин В. История карел. — «Русская старина», 1907, октябрь, с. 228.
98. См.: Щербачев Ю. Н. Датский архив. Материалы по истории древней России, храня¬ щиеся в Копенгагене. 1326—1690 гг. ЧОИДР, 1893, кн. 1, с. 5. докум. № 8.
99. Цит. по: Акты археографической экспедиции. Т. Ill, СПб., 1836, № 46, с. 82.
100. 165 См.: Жербин А. С. Проблема переселения карел в Россию в работах современных фин¬ ских историков. — В сб. «IX всесоюзная научная конференция по изучению истории, эконо¬ мики, литературы и языка скандинавских стран и Финляндии». Ч. I. Тарту, 1982, с. 165—167.
101. См.: Беспятых Ю. Н. «Крестьянское перемирие» и пограничная торговля между северны¬ ми районами России и шведской Финляндии в начале XVIII века. — «Скандинавский сборник», M XXV. Таллинн, 1980, с. 53.
102. b 167 Там же, с. 57.
103. Цит. по: Кузнецов Н. Д. Управление делами иностранных исповеданий в России в его историческом развитии. Ярославль, 1898, с. 60.