0
0
Смерть является следствием греха, который, как страшная ядовитая ржавчина, проник все человеческое существо и породил в нем бесчисленные страсти, болезни, скорби и уродливость. Смерть – это глобальная катастрофа человечества, которая, возникнув однажды, распространяется на весь человеческий род. Смерть – это величайший раскол в человеческом существе, «это отделение души от тела», «это разрушение души и тела» . Это явление в жизни человечества настолько серьезно и глубоко, что приходится самому Богу низойти до человеческой немощи и уврачевать его, прикоснувшись к смерти.
Христос не только прикасается к человеческой немощи, но Он отдает свою Жизнь и Кровь, для уврачевания нашей жизни и для очищения нашего существа. Спаситель, как добрый садовник, прищепляет слабый, больной и зараженный росток к Своему Дереву Жизни (вернее к самому Себе). Христос соединяет нас с Собой «рана к ране», то есть Господь как бы напрямую приобщает нас к своему Божеству и дает возможность нам «питаться» Его Жизнью.
Смерть Христа исцеляет нашу смертность еще и потому, что Христос, страдая и умирая на кресте, Он приобщается даже нашей богооставленности. Он может нас вобрать в Себя, какими мы есть, а не какими мы могли бы быть. Здесь проявляется величайшая любовь Божия, тут начинается новая жизнь; то есть живые соки, живая жизнь этого Животворного Ствола начинает пробиваться в росток. И этим источником жизни для нас служит Сам Христос, подаваемый нам в величайшем Таинстве Святой Евхаристии.
Евхаристию, как таинство бессмертия и приобщения Бога особенно ярко и живо переживали христиане первых веков, которые из-за нее готовы были пойти на все и даже на смерть. В гонение Диоклетиана в Африке (Абилитинина) была замучена группа христиан, которые знали, что за ними следят имперские сыщики, но из-за долгого отсутствия своего епископа Фундануса, так истосковались по Евхаристию, что решились больше не прятаться: вызвали пресвитера, который и совершил им Евхаристию. За это они заплатили жизнью. Мученик Лукиан, пресвитер, перед смертью совершает в тюрьме свою последнюю Евхаристию, лежа с вывернутыми в стороны ногами, находящимися в темничных колодках и, держа на груди хлеб и чашу так, что его грудь служила престолом. Прочитав анафору и причастившись, он раздал святой Причастие другим христианам, беспомощно лежащим в темноте вокруг него.
На ранних мозаиках Евхаристия часто изображается, как брачный пир. Первые христиане ждали этого пира и всем своим существом стремились к нему. А мученики – это те, кто приобщался к этому пиру уже здесь, на земле. Они понимали, что Жизнь Христа – это совершенная жизнь, и что полностью приобщится к этой Жизни, к этой вечной Евхаристии, к этому вечному общению можно только через Голгофу. Святой Игнатий Богоносец, обращаясь к римлянам, пишет: «Не делайте для меня ничего более, как чтобы я был заклан Богу теперь, когда жертвенник уже готов… Умоляю вас: не оказывайте мне неблаговременной любви. Оставьте меня быть пищею зверей и посредством их достигнуть Бога». Далее он прямо указывает на вечную причастность к Евхаристии: «Я пшеница Божия: пусть измелют меня зубы зверей, чтобы я сделался чистым хлебом Христовым… Нет для меня сладости в пище тленной, ни в удовольствиях этой жизни. Хлеба Божия желаю, хлеба небесного, хлеба жизни, который есть плоть Иисуса Христа, Сына Божия, родившегося в последнее время от семени Давида и Авраама. И жития Божия желаю, – крови Его, которая есть любовь нетленная и жизнь вечная».
Святой Поликарп, епископ Смирнский, в своей мученической кончине видит непосредственное приобщение к этому великому Таинству. Стоя среди пылающего огня, священномученик с радостью взывает к Богу: «Славлю Тебя, что Ты удостоил меня в этот день и час в числе мучеников Твоих получить часть в Чаше Христа Твоего…».
Самопожертвование ради Христа, как высший вид евхаристического служения христианина, получает очень яркое отражение и в церковной гимнографии: «Велия веры исправления, во источнице пламени, яко на воде упокоения, святой мученик Феодор радовашася: огнем бо всесожжения, яко хлеб сладкий Троице принесеся…» (тропарь Великому Мученику Феодору Тирону).
Первые христиане еще при жизни приобщались и ощущали бессмертие. Воскресение для них зажигалось уже здесь, в этом обоженном Христом мире. Евхаристия для них была трапезой и осязанием Божества. Она была реальным временем и местом, в котором присутствовал Христос. И поэтому при телесном понимании Царства Небесного – мощи святых (особенно мучеников) понимали, как нечто соединенное со Христом. Они воспринимались, как некая тварная реальность, в которой человек соединился со Христом. Дионисий Александрийский пишет, что христиане «принимали тела святых на распростертые руки и прижимали их к груди, отерев глаза и закрыв рот, несли на своих плечах и не могли от них оторваться, обнимая; омыв, заворачивали их в красивые покровы». Поэтому для первых христиан было естественно, что столом для Евхаристии служила крышка гробаа. И в этом не было ничего мрачного и ужасного. Эти кладбища (катакомбы) наоборот вызывали у людей какой-то особый оптимизм и радость. Здесь почивала благодать мучеников. Поэтому здесь незримо и по-особому присутствовал сам Господь. «Место, где кто-то пострадал: деревня, пустыня, корабль, гостиница, тюрьма, – пишет Александрийский епископ, – становятся для нас обителью праздника».
Христиане в Евхаристии видят залог будущей жизни и воскресения. «Подобно тому, как упавшее в землю и истлевшее зерно – пишет святой Ириней Лионский – приносит хлебный плод и становится Евхаристией, то есть нетленной материей, так и наши тела, насыщенные нетленной Плотью и Кровью Господа, хоть и погребенные в землю, будут изведены из нее Духом Божиим в вечную жизнь». Здесь залог нашего воскресения кроется в самом Божестве, прикасаясь к вечности Которого, мы сами становимся носителями этой вечности. Бог как Существо высшее и совершеннейшее, если мы открываем Ему свою личность, преображает и одухотворяет его. Другими словами, Господь, через приобщение к Нему соделывает нас своеобразными лучами, устремленными к вечности и Его Существу.
Это Таинство соединяет все наши «лучи» в один всеобъемлющий поток, но не смешивает их. Оно присоединяет каждый наш голос к общей вечной гармонии звука. Уже здесь, на земле, для многих Евхаристия перестает быть «религиозным опытом» или средством индивидуального спасения, а становится модусом бытия, образом жизни, освященным видением и ожиданием будущего, тем, чем мир станет, когда будет в конце времен преображен в Царство Божье.
Редакция интернет-портала «Миссия сегодня»
