Раннехристианская гимнографическая традиция по Евангелию от Луки

Некоторые гимны и гимноподобные формы в Новом Завете были известны, можно сказать, всегда. Это псалмы Лк. 1 – 2 и песни хвалы из Откровения. Другие же удалось идентифицировать лишь в XX веке. Это гимны хвалы Христу, прежде всего у Павла или в близкой ему литературе. Нас интересуют гимнографическая традиция, выраженная в евангелии от Луки. Христианская церковь с давних пор включила в свое богослу­жение четыре псалма из Лк. 1 – 2. В Евангелии от Луки прославления Господа встречаются чаще, чем во всех остальных частях Нового Завета. Эта хвала достигает своего апогея в трех великих гимнах, которые пели все поколения христиан – в гимне Марии (1:46 – 55), в благословении Захарии (1:68 – 79) и в пророчестве Симеона (2:29 – 32). Евангелие от Луки распространяет радужный свет, как будто небесное сияние осветило бы земную юдоль.[1]

«Magnificat», или «Величает…», песнь Марии, или песнь Богородицы, – (Лк. 1:46 – 55). Она, вероятно, построена по образцу песни Анны из (1 Цар 2:1 – 10). Хвалебная песнь Марии перекликается с псалмами Давида, в которых он, как и Мария – его отдаленный потомок, славит Господа (напр., Пс. 33, 1 – 9; 34, 9; 99; 102; 103; 112; 116; 127; 135; 137; 144; 149; 150).[2] Заметно, что она не содержит никаких специфически христианских идей, оставаясь типично еврейской по харак­теру и содержанию. Но столь же очевидно, что с древнейшего времени христиане вполне могли славить Бога посредством этого гимна.[3]

Поскольку песнь Богородицы принадлежит к немногим словам Богородицы, приведенным в Евангелиях, она издавна привлекала пристальное внимание проповедников и толкователей. В некоторых древних рукописях библейских слово «Мария» в стихе 46 отсутствует, и славословие, таким образом, вкладывается в уста Елизаветы. Однако большинство библеистов считает этот пропуск ошибкой переписчиков и отдает предпочтение церковному Преданию, согласно которому молитву произнесла именно Дева Мария. Песнь Богородицы носит мессианский характер; она выражает радость о наступающем дне спасения. Главная тема ее – торжество Божьей правды, возносящей смиренных и низлагающей сильных мира сего. Желен указывал на тесную связь между песнью Богородицы и воззрениями «бедняков Израилевых».[4] Возможно, славословие было сложено Самой Девой Марией на основе ветхозаветных молитв. Бенуа видит в нем «дохристианский псалом, вышедший из среды бедняков и воспринятый иерусалимской первообщиной до того, как он был использован Лукой». Иначе говоря, Богоматерь молилась словами гимна, хорошо ей известного. Много дискуссий вызвало слово «tapeinosis», переведенное в синодальной Библии как «смирение». Ставился вопрос: могла ли смиренная Дева говорить о Своем «смирении»? Ряд толкователей считает, что это слово следует передать как незаметность, уничиженность. В переводе Кассиана (Безобразова) в данном случае принято слово «малость». Песнь Богородицы входит в состав христианского богослужения. В Православной Церкви она поется за Всенощным бдением. В России и на Западе ее многократно перелагали на музыку.[5] Богослужение всех христианских исповеданий всегда включает либо тексты из Библии, либо произведения на темы Священного Писания. К первой категории относятся: Песнь серафимов (Ис 6:3, латинский «Sanctus»), Песнь Богородицы (Лк 1:46 – 55, лат. «Magnificat»); Песнь праведного Захарии (Лк 1:68 – 79, лат. «Benedictus»), Песнь ангелов (Лк 2:14, лат. «Gloria»), Песнь праведного Симеона (Лк 2:29 – 32), Молитва Господня и другие, а вторая категория включает песнопения самых различных жанров: от византийско-русских тропарей, кондаков, ирмосов и латинских реквиемов до современных негритянских «спиричуэлс» и «госпел».

Магнификат, или «Величает душа моя Господа», стал одним из величайших гимнов Церкви. В нем говорится о трех изменениях, проявляемых Богом. «Он рассеял надменных помышлениями сердца их». Это – моральная перемена. Христианство несовместимо с гордыней. Если человек сравнивает свою жизнь с жизнью Христа, у него больше не остается места гордыне. Иногда с человеком происходит нечто такое, что вызывает у него острое чувство стыда. «Он низложил сильных с престолов, и вознес смиренных». Это социальная перемена. Христианству чужды различия между чинами или классами сего мира; ему чуждо кастовое мышление. Когда мы осознаем, что сделал Христос для всех людей, мы лишаемся права говорить о простом человеке: тогда больше невещественна социальная градация. «Он алчущих исполнил благ, и богатящихся отпустил ни с чем». Здесь, вероятно, понимается экономическая перемена. Нехристианское общество – общество стяжателей, где каждый стремится накопить как можно больше. В христианском же обществе никто не может иметь слишком много, когда другие имеют слишком мало; это общество, в котором каждый может приобретать лишь для того, чтобы раздавать. «Магнификат» Марии полон прекрасного, но это прекрасное взрывоопасно. Христианство производит перемену в каждом последователе и вызывает коренные изменения в мире.[6]

«Benedictus», песнь священника Захарии, отца Иоанна Крестителя после рождения сына, – (Лк. 1:68 – 79). Гимн является вкраплением в евангельское повествование и, по-видимому, существовал независимо в досиноптической традиции. Бультман даже считал песнь Захарии дохристианской молитвой. Открытия в Кумране обнаружили много точек соприкосновения между гимном и ессейскими псалмами. Это косвенно подтверждает мнение библеистов, которые связывали Крестителя с общиной Мертвого моря. Первая часть песни Захарии «во многом построена на молитвах, произносимых при обряде обрезания» (Штюлмюллер). Есть гипотеза, что первые христиане заимствовали песни Захарии из среды учеников Иоанна Крестителя, где она была общепринятой молитвой (о существовании особых молитв в Иоанновой общине свидетельствует Лк. 11:1).[7] Эта песнь полна ветхозаветных ссылок, особенно на Псалтирь, Бытие, Исайю и Малахию. Пер­вая ее часть (ст. 68 – 75) совершенно иудейская по характеру, но во второй появляются уже сугубо христианские идеи. Многие считают, что перво­начально она представляла собой мессианский псалом – особенно стихи 68 – 69, 76 и 78: «Благословен Господь Бог Израилев, что посетил народ Свой и сотворил избавление ему, и воздвиг рог спасения нам в дому Давида, отрока Своего… И ты, младенец, наречешься пророком Всевышнего… по благоутробному милосердию Бога нашего, которым посетил нас Восток свыше…». Образ или титул «пророка» нередко фигурировал в иудейских мессианских ожиданиях (Втор. 18:18 – 19; Ис. 61:1 – 3; Мал. 4:5; Завещание Левия 8:15; Завещание Вениамина 9:2), а греческое слово «anatole», означающее в стихе 78 «солнечный восход», похоже, отсылает к Иер. 23:5 и Зах. 3:8, 6:12 в переводе LХХ, где это же слово передает мессианскую метафору «Отрасль». Если песнь Захарии действительно была первоначально мессианским псал­мом (возможно, воспевающим Иоанна Крестителя как Мессию), то поза­имствовавшие ее христиане смогли воспользоваться ею без всякого труда, истолковав «Господа», перед лицом Которого «предыдет» Креститель, как Иисуса.[8]

У Захарии было великое видение о сыне. Он видел его пророком, идущего впереди и подготавливающего пути Господу. Все набожные иудеи надеялись, что придет Мессия, помазанник Божий, и страстно ожидали наступления этого дня. Многие из них верили, что прежде него явится предтеча, который объявит его приход и подготовит ему путь. Большинство считало, что для этого вернется Илия (Мал. 4,5). Захария предвидел в своем сыне путеводителя к грядущему Царю Божия. В стихах 75 – 77 наглядно показаны этапы пути к Христу. 1) Сначала – подготовка. Вся наша жизнь подготовляет нас для встречи с Христом. В жизни Бог все так устраивает, чтобы мы пришли к Христу. 2) Потом идет знание, просвещение. До Христа люди не имели достоверного знания о Боге. Греки представляли себе бесстрастного Бога, которому чужды радость и печаль, и который наблюдает за людьми с холодной отрешенностью; от него нельзя было ожидать помощи. Иудеи представляли себе требовательного Бога, имя которому закон и который выступает судьей; и они боялись его. Иисус явился, чтобы поведать людям, что есть любовь. 3) Далее идет прощение. Мы должны ясно представить себе, что прощение – не столько отпущение грехов, сколько восстановление истинных отношений с Богом. Ничто не может освободить нас от определенных последствий наших грехов; прошедшего не вернешь, но отчуждение от Бога превращается в дружбу, далекий Бог становится близким, и страшный Бог оказывается искренне любящим душу человека. 4) Наконец, наставление на путь мира. Мир на еврейском языке означает не просто свободу от затруднений, но все, что способствует достижению высшего блага человека; и лишь Христос дал людям возможность направить ноги на путь, ведущий к жизни, а не к смерти.[9]

«Gloria in excelsis» – Лк 2:14. Более точный перевод: «Слава в высочайших Богу и на земле мир в людях доброго намерения (доброй воли)».[10] Согласно «Апостольским постановлениям», памятнику IV века, эта песнь к тому времени уже прочно вошла в утреннее богослужение христиан. Взятая вне контекста, песнь не содержит в себе ничего специфически христианского.[11] «Слава в вышних» – теперь, в настоящий момент, подразумевается глагол «есть», а не «будет». За дарование миру Мессии Бог прославляется теперь на небе ангелами; ангелы только что сошли с неба и объясняют пастухам, как там («в вышних») встречена весть о рождении Спасителя (ср. Мф. 21:9). «И на земле мир» Под «миром» подразумевается не только спокойствие, которое представляется уже водворившемся на земле с рождением Христа, но все спасение носителем которого является Новорожденный (ср. 1:79).[12]

«Nunc dimittis» – (Лк 2:29 – 32). Псалом хвалы по случаю пришествия
Мессии выражает тихий восторг веры: свершилось, исполнилась надежда
целой жизни… Конечно, эта песнь множество раз служила первым христианам, выражая их чувства благодарности за дивное избавление и готовность предать себя в руки Божьи.[13]

Благодарность свою Богу Симеон излил в краткой хвалебной песне, которая по мыслям и выражениям напоминает некоторые места из книги пророка Исайи (11:10; 42:6). «Ныне», то есть после того, как я увидел Мессию. «Отпускаешь», Симеон мыслит свою жизнь как всецело проникнутую ожиданием пришествия Мессии. Теперь время ожидания закончилось: он увидел Мессию и спокойно может умереть. «С миром» – точнее: «в мире», то есть в состоянии радости от исполненного заветного желания. «Спасение», то есть спасение мессианское, которое мыслится уже с рождением Мессии. «Перед лицом всех народов». Спасение будет совершаться открыто, и все народы будут теперь свидетелями его – и иудеи и язычники. «Свет к просвещению язычников» Раньше речь шла об открытии спасения. Теперь указывается, что все народы примут участие в этом спасении и в приносимых им благах. Прежде всего, для языческого мира свет, который принес с собой Мессия, послужит к Просвещению. Язычники, согласно древним пророчествам, должны прийти к Сионской горе и подчиниться ветхозаветной теократии. Симеон, как человек ветхозаветный, представляет язычников как находящихся во тьме религиозного неведения, который, следовательно, нужно, чтобы на них просиял свет Божий, просветил их умы и сердца. В ином положении находились иудейский народ. «И славу народа твоего Израиля». По иудейским представлениям о мессии, дело Мессии по отношении к избранному народу будет, или должно состоять в том, чтобы Он увенчал бы всех истинных израильтян славой за их верность Закону. Мессия, с точки зрения тогдашнего иудейства, не был искупителем грехов, а именно только Царем, Который прямо призовет в Свое Царство всю лучшую часть избранного народа… Следовательно, спасение для Израиля не есть спасение от грехов, а только от того ненормального положения, в каком народ Израильский находился около времени пришествия Христова. Почему некоторые толкователи утверждают, что в этих словах Симеона «не было ничего иудейского» и что «иудейским характером отличались только первые слова Симеона» – остается непонятным.[14]

Все эти гимны выросли на почве чисто иудейского благочестия, эллинистическое влияние в них нисколько не заметно. В двух из четырех нет ничего определенно христианского. Оставшиеся два скорее мессиан­ские, чем собственно христианские – в них присутствует радость о при­шествии Мессии, но нет никаких уточнений, Кто же этот Мессия. Каково бы ни было их первоначальное происхождение, почти несомненно, что Лука позаимствовал их из живой богослужебной традиции древнейших общин: крайне маловероятно, чтобы источником послужили воспомина­ния о событиях 80-летней давности. Иначе говоря, это псалмы первых палестинских общин.[15]

По мнению Н. Н. Глубоковского, у Луки нигде не отмечается, чтобы Евангелие отрешалось от иудейской массы по причине отвержения его последней, чем фатально порождается взаимное отрицание. Расхождение было принципиальное. Эта истина несомненна и потому, что теократические права Израиля признаются Лукой в полной мере. Христианство рисуется у него величайшим осуществлением священных обетований и чаяний народа Божьего и в своем историческом развитии утверждается на ветхозаветном основании (Лк. 2:22). Естественно, что здесь получают высшее освящение все преимущества богоизбранности чад Аврамовых. Для них, бесспорно, было божественное усыновление по особой близости к Богу и Всевышний «воспринял Израиля, отрока Своего» (Лк. 1:54), «посетил народ свой» (Лк. 2:32) и «сотворил ему избавление» (Лк. 1:68). Евреям принадлежали «слава» соприсутствия Божьего, – и в принесенном Богомладенце Симеон узрел спасение и славу народа своего перед лицом всех людей (Лк. 2:31 – 32) согласно предречению пророка Аггея (2:9) о большем величии храма второго сравнительно с первым. Потомки Авраама были в завете с Иеговой, получили божественное «законоположение», обладали наилучшим средством для выражения своего благоговения в установленном «богослужении», были наделены всеми дарами высоких обетований, – и все это сбылось с пришествием «Святого Божьего». Теперь Бог, «как говорил отцам, воспамянул милость Аврааму и семени его до века» (Лк. 1:54 – 55), «воздвиг рог спасения в дому Давида, отрока своего, как возвестил устами бывших от века святых пророков своих» (1:69 – 72), когда в городе Давидовом родился Спаситель, – утеха Израиля для всех, ожидавших избавление. Вместе с обещанием нашла тут свое осуществление и клятва, которой клялся Бог Аврааму (1:73). Равно не осталось без награды верность закону и богоучрежденному культу. При таком внутреннем соотношении христианство являлось величайшим увенчанием и всесовершенным удовлетворением педагогических усилий ветхозаветного прошлого, почему последнее – устами праведного Симеона – спокойно говорило себе с сознанием исполненного долга: ныне отпускаешь раба твоего Владыко. Устраняясь и поглощаясь, истинное иудейство совсем не усматривало в этом своей смерти, а – напротив – чувствовало, что именно теперь и начинается исполнение того, что было предметом робкого чаяния и тусклого прозрения. Народ Израильский сходил с переднего плана обогащенный более содержательными надеждами, чем какими жил доселе.[16]

Схожие в некотором смысле гимнам из Евангелия Луки являются славословия из Апокалипсиса. В Откровении рассыпано множество псалмов и славословий, точнее – хвалебных восклицаний, прославляющих Бога, – (4:8, 11, 7:12, 11:17 – 18, 15:3 – 4); Агнца – (5:9 – 10, 12); Бога и Агнца/Христа – 5:13, 7:10, 11:15; 19:6 – 8. Все они тоже в иудейском духе (следует обратить внимание на «Аллилуйя» и «Аминь»), но не столь традиционные по форме и содержанию, как псалмы из Лк 1 – 2. Здесь скорее чувствуется влияние синагог диаспоры, где святого и праведного Бога иудаизма воспевали, прежде всего, как Создателя и Промыслителя мира и Судию всех. Как раз эти темы чаще всего встречаются в богослужении Иоаннова Апокалипсиса. Здесь вновь отчет­ливо ощущается близость христианства и иудаизма, поэтому славословия Апокалипсиса, скорее всего, являются типичными выражениями хвалы эллинистическо-иудейских христиан. Восхваления Агнца имеют, конечно, бо­лее авторский характер, но они построены по образцу восхваления Бога и тоже могли быть заимствованы из практики богослужения той общины, к которой принадлежал Тайнозритель. Обратим внимание на восторженность и повышенную эмоциональность хвалы. Она представлена здесь как хвала небесная, но весьма вероятно, что построена она в ключе тех восхвалений, с которыми был хорошо знаком Тайнозритель. Здесь чувствуются живость и энтузиазм, и не слу­чайно отсутствуют сколько-нибудь длинные псалмы вроде «Magnificat» – краткость форм, их частота и разнообразие свидетельствуют, прежде всего, о спонтанности. Так и видится богослужебное собрание ранней эллинистическо-иудейской христианской общины, на котором после пророчества, псалма или молитвы восторженный молящийся восклицает: «Спасение Богу нашему, сидящему на престоле, и Агнцу!» (7:10). А другой начинает знакомое славословие, и все подхватывают: «Аминь! Благословение и слава, и пре­мудрость и благодарение, и честь и сила и крепость Богу нашему во веки веков! Аминь!» (7:12).[17]

Изучение гимнов, дошедших до нас из новозаветного периода, показывает новые грани многообразия христианства первого века. Это, в частности, многообразие богослужебных традиций, причиной которого была неоднородность склонностей и происхождения различных групп верующих; это также многообразие, отражающее стремление христиан использовать язык и формы мышления своего окружения, чтобы богослужение было как можно более внятным для современников. Псалмы Евангелия от Луки соответствуют раннему палестинско-иудейскому христианству – это хвалебные песни в духе простоты иудеохристианского благочестия. Тот факт, что они сохранились до времени, когда Лука их записал, указывает, что палестинские христиане их все еще употребляли. Значит, эти христиане могли выражать свое поклонение посредством псалмов, в которых столь мало отличительного христианского богословия (в смысле отличия от богословия иудейского).[18]

---

[1] Баркли У. «Толкование на Священное Писание Нового Завета». Электронный вариант.

[2] «Новая Женевская учебная Библия». Электронный вариант.

[3] Данн Дж. «Единство и многообразие НЗ». ББИ, М., 1997. С. 171.

[4] В известной работе Желина – Бедняки Яхве – прослеживается история «церкви бедных», древних «нестяжателей» Израиля  от времен пророков до евангельской эпохи. По мнению Желина, идеи «бедняков Господних» отразились и в «Песни Богородицы» (Лк. 2), и в проповеди Иисуса Христа. Мень А. «Библиологический словарь в 2-х томах». М., 2002. Том 1-й. С. 446.

[5] Мень А. «Библиологический словарь в 2-х томах». М., 2002. Том 1-й. Стр. 434 – 435.

[6] Баркли У. «Толкование на Священное Писание Нового Завета». Электронный вариант.

[7] Мень А. «Библиологический словарь в 2-х томах». М., 2002. Том 1-й. Стр. 435.

[8] Данн Дж. «Единство и многообразие НЗ». ББИ, М., 1997. С. 171 – 172.

[9] Баркли У. «Толкование на Священное Писание Нового Завета». Электронный вариант.

[10] «Новая Женевская учебная Библия». Электронный вариант.

[11] Данн Дж. «Единство и многообразие НЗ». ББИ, М., 1997. С. 172.

[12] Лопухин А. «Толковая Библия, или комментарий на все книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета». Репринт. «Центр перевода Библии», Стокгольм, 1987. Том 3-й.

[13] Данн Дж. «Единство и многообразие НЗ». ББИ, М., 1997. С. 172.

[14] Лопухин А. «Толковая Библия, или комментарий на все книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета». Репринт. «Центр перевода Библии», Стокгольм, 1987. Том 3-й. Стр. 777.

[15] Данн Дж. «Единство и многообразие НЗ». ББИ, М., 1997. С. 172.

[16] Глубоковский Н. «Евангелия и их благовестие о Христе-Спасителе и его искупительном деле». Электронный вариант книги выполнен в Перервинской духовной семинарии, 2005. Стр. 114 – 116; Глубоковский Н. «Святой апостол Лука, Евангелист и дееписатель». Электронные книги по библейской экзегетике. Серия «Классика библеистики». www.bible-mda.ru

[17] Данн Дж. «Единство и многообразие НЗ». ББИ, М., 1997. С. 172 – 173.

[18] Данн Дж. «Единство и многообразие НЗ». ББИ, М., 1997. С. 179 – 180.